И вот я снова здесь…

 

И любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли…

Экклезиаст

Я помню, раньше от метро

и до ограды тянулся здесь 

пустырь.

По выходным

и праздникам, 

бывало,

старушки

выносили на продажу

букеты из дворов… 

И было б  там

совсем по-деревенски,

когда бы не трамвай…

 

Сейчас

все изменилось -

некий местный,

как люди говорят, еврей

из "новых"

на пустыре, у кладбища

построил

огромный рынок -

городу под стать:

парковки, балаганы,

лавки, будки

и прочее…

 

В соседстве

с многоцветным

бурлящим торжищем -

бетонная ограда -

все та же,  старая;

в ограде –

сквозной пролом

и узкая  тропинка

между надгробий:

там

на самых ветхих

возможно различить

"маген-Давид"

и буквы

понятного теперь мне

алфавита...

теперь понятного…

Но большинство могил

заброшено -

еврейские потомки

давно уже, наверно, подались,

как мы, «да иже с нами» -

кто за море, а кто

за океан…

прервали нить.

 

Но не прошло еще

трех полных лет  -

и вот,

я снова здесь -

росток,

взошедший

от еврейского засева,

на нееврейской ниве –

плод  «интер-

национализма»;

имя,

таким, как я,

наверно, легион:

и слово "гой"

для нас обозначает

родного дедушку -

в такой же точно мере,

как слово "жид"…

 

Но это просто так,

опять же, к слову…

 

Ту семью,

которую сегодня

пришла я навестить,

проделав

неблизкую дорогу вспять,

могу назвать своей

лишь отчасти:

их четверо в оградке,

но

только  на одной

из плит -

моя

короткая фамилия,

с инициалами "Н.И." -

что лишь

второю буквой

разнятся от моих.

(обеим дали имя

того же пращура)…

 

Пониже -

выбитая в камне надпись

с чужой фамилией: 

ее носитель

был

при жизни

очень

хорош собою

и красноречив;

премного одарен,

однако

слишком молод,

по мнению родных,

для брака с "Н.И.К.".

           

О, это был

предмет 

взаимных,

долгих,

мучительных обид;

непониманий,  горючих  женских слез

и прочее,

и проч. …

 

Но вот, -

я повторяю – нынче

все четверо

в одной оградке,

рядом.

 

Перед ними  - я,

заезжею, никем не жданной гостьей,

стою,

пытаясь разделить

букетик

на четыре равных части,

и думаю:

 

"Теперь

вопросы мезальянса

и возраста,

разводов и мужей;

жилплощади, карьеры  и зарплаты;

утраченных возможностей, и не-

дооцененных  обществом талантов;

в такой же степени, как и

желанных,

но так – увы! - и не рожденных 

внуков

(моих гипотетических кузенов);

а также мнения, оценки,

пересуды

в кругу друзей и сослуживцев  –

не важны больше никому,

теперь уже не важны …"

 

Так о чем

- бишь я ?

 

- Ах, да,

мне помнится,

к моменту нашей

репатриации

он был

немногим старше,

чем я сейчас: хоть не вполне

здоров,

но все еще при силе;

и больше не вдовец  – супруг:

женат повторным браком …

- на молодой …

(наверно,

существует в этом деле

закон симметрии.)

 

С каким немым,

наивным восхищеньем 

внимала я

в девичестве и  позже

его речам!

Он мне  тогда казался

почти пророк;

к тому же,

повторяю - он

был красив…

 

Перед моим отъездом 

мы

коротко простились с ним

по телефону -  в  дом,

который прежде

считала я своим -

мне путь, как говорится,

был заказан.

Я

приучила

себя

не возвращаться  мыслями

к вещам, 

картинам, книгам;

к высокому

старинному трюмо,

в котором отражалась

с младенчества;

к поблекшему портрету

в темной раме:

и  к лицу

прелестной,

высокомерной женщины…

(так  мало,

впрочем,

похожей на меня…)

 

Итак,

возможно, в этом доме,

где теперь

живут

совсем чужие люди…

в этом доме,

пылятся до сих пор

на антресолях

растрепанные,

выцветшие пачки

любовных писем

с Первой Мировой.

 

В них то,

чего не сыщешь в наши дни:

учтивость,

изысканная

страстность выражений,

"i" с точками,

и твердый знак

в конце моей короткой…

фамилии…

 

Возможно, 

что  рядом с письмами

пылится где-нибудь

еще и фото-

графический альбом 

семьи, которой нет,

и пожелтевший

талес…

 

Долг

памяти и крови  -

он

на мне одной,

но что с меня возьмешь -

с "писательницы писем"!

23.08.99

Картинка: «Они скоро уедут... Фото из гипотетического альбома» ~1996 г.