Аспекты национального «…и никто не стесняется?..» «У нас их не любят...» «… все равно мы все евреи!» Национальное и личное «…имеем то, что имеем…» «За кого вы нас принимаете?» «...где твой украинский костюм?..» «Быть большинством», «быть меньшинством»... «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным... кузарим...» ...чувствовал «будучи человеком» «...разве же я этого хотел!!!» P.S. О, Йонатан...

Картинка: Святослав и Константин Багрянородный  (варяг и грек) "Повесть временных лет". 70-е(?) годы.

---

«…и никто не стесняется?..»

Год назад в Израиль репатриировалась семья наших друзей. С ними приехал их больной старенький папа - ему было тогда около девяноста[1]. Жить они решили в Кирият Савте, поближе к нам. В то утро, когда они выезжали из Рахоковска, дедушка упал и сильно ударился. Боялись, как бы не перелом. Встретили мы их в ночь с четверга на пятницу, и с утра Илюша срочно повез дедушку в поликлинику, пока не начался шабат. По дороге дедушка стал читать вывески на иврите. На Илюшино недоумение ответил:

- Я ведь до революции учился в хедере. Сейчас увидел буквы и все вспомнил.

В поликлинике их приняли очень хорошо. Даже главврач вышел, чтобы пожать дедушке руку. Пока они ожидали возле кабинета, старик задавал вопросы:

- А скажи мне, Илья: что, все врачи в этой поликлинике, они евреи?

- Да, все евреи.

- А главврач, он что, тоже еврей?

- И главврач еврей.

- А больные, они что, тоже все евреи?

- И больные евреи.

Перелома у дедушки не обнаружили - просто ушиб.

На обратном пути он продолжил свои вопросы:

- А что, Илья, эти люди на улице, они что - все евреи?

- Да, все евреи.

Потом заехали на базар скупиться.

- Скажи мне, Илья: что, торговцы здесь - они все евреи?

- Да, все евреи.

- И покупатели тоже?

- И покупатели тоже.

- И  никто не стесняется?!![2]

««Русские» мотивы».  Лето 1997 г.

«У нас их не любят...»

Много лет назад я работала в проектном бюро большого учебного института. Собственно, «бюро» - это слишком солидное название, правильнее было бы сказать, «группа». Потому что даже в свои лучшие времена наше так называемое бюро не насчитывало и двенадцати человек. Но это в лучшие времена – а так: семь-восемь женщин-проектанток, да плюс обязательный начальник-мужчина. Рядовые проектные мужики у нас, как правило, не задерживались, быстро находили себе что-нибудь либо более вольготное, либо более «хлебное».

Сравнительно долгое время продержался в нашем «бабьем царстве» некий свежий выпускник нашего же института по имени Магомет. Выходец из Дагестана, аварец, он окончил школу в горном селении, приехал  в Рахоковск поступать в институт и поступил, почти что не зная русского. После пяти лет учебы говорил с сильным акцентом. Но, в общем-то, говорил неплохо. Бывало, под настроение рассказывал нам всякие «майсы» из жизни кавказских горцев, а мы слушали его, развесив уши – какая экзотика! Однажды речь зашла об обычаях соседнего с аварцами народа, возможно, о чеченцах, я не помню. И тут одна из наших дам спросила:

- А скажи нам, Магомет, что за народ – чеченцы?

Магомет вздохнул:

- Чеченцы... Ну... Вообще-то,  их у нас не любят...

- Почему?

- Они хытрые...

- Хитрые? – А что за народ осетины?

Магомет опять вздохнул:

- Вообще-то, осетинов у нас тоже не любят...

- Почему?

Понимаете, они хытрые...

И тут наши дамы, принялись, перебивая дружку, сыпать вопросами:

- А что за народ ингуши?

- ...у нас их не любят...

- Почему?

- Они хытрые...

- А татары, например, что за люди?

- У нас их не любят...

- ?

- Они хытрые...

Ну и так далее...

- А грузины? Что грузины?  У вас их тоже не любят?

- Нет. Не любят...

- Понятно. Они хитрые.

- Нет, они «белая кость», гордые....

Записано в марте 2001 г.

«… все равно мы все евреи!»

июль 97 г . Израиль

От остановки автобуса и до моей работы - около полутора километров. Это расстояние я. обычно, преодолеваю пешком. Сперва нужно миновать предзаводскую площадку некоего крупного даже по советским, не только по израильским понятиям, завода. Производственные корпуса светлые и непривычно для меня новенькие, зато лица работников привычные. В основном, “русские”. И музыка из автомобилей на стоянке - тоже русская. Дальше топаю по улице Пророков через натуральную восточную деревеньку, - низкие домишки, веселые, заваленные разнообразным хламом дворики, в которых, собственно, и проистекает вся жизнь; ковры на дувалах, смуглые детишки, гранатовые деревья, собаки бегают за кошками, горланят петухи... Это по левую сторону. А по правую  - другая картина. Изумрудная лужайка и  масличные деревья. Мой любимый кусочек. Обычно, я скидываю обувь и продолжаю свой путь босиком по упругой, усыпанной синими спелыми маслинами, напитанной утреннею росою траве... В Израиле, где летом дождей вообще не бывает, обильная утренняя и ночная роса заменяет земле дождь, это факт. На лужайке встречаются всякие интересные существа - то пасущаяся лошадь, то изящные белые цапельки местной породы, то резвящиеся собаки, то задумчивая темнокудрая овца с удлиненным сефардийским лицом и человеческой печалью во взоре... Часто прилетают коронованные златоперые удоды, и почти всегда - писклявая пернатая мелочь, главным образом, космополитическая птица воробей.  Посередине поляны  - ложбинка, которая после дождей превращается в русло потока - не то, чтобы очень чистого, но довольно бурного. Границу поляны обозначает лавка - “яркон”. По по-нашему -”Овощи-фрукты”. К моменту моего утреннего марша смуглые кудрявые торговцы как раз выгружают из деревенских грузовичков и раскладывают под тряпичными навесами свой ароматный товар, блистающий всем великолепием  южной палитры.

И вот иду я однажды на работу по своей обычной дороге - через восточную деревеньку. Навстречу движется  какая-то женщина. Лица не разглядеть - далеко; но видно, что немолодая, по одежде религиозная, и, разумеется, из местных, восточных евреев. Слышу, говорит что-то, явно обращаясь ко мне. Жестикулирует, приглашает подойти. Я послушно направляюсь к ней.

- Ой, обозналась! - воскликнула она и всплеснула руками.

- Ну, ничего, бывает, - ответила я, - ничего страшного.

- И верно! Какая разница - все равно ведь мы все евреи… Послушай, пошли ко мне в гости кофе пить!

- Спасибо, я бы с удовольствием, но не могу.

- Почему не можешь?

-  Я на работу спешу. Мне на работу нужно.

-  Жалко! Что поделаешь! Если на работу, то ничего не поделаешь…

- Спасибо тебе! Всего доброго! До свиданья!

- До свидания…

Мы уже почти разошлись, когда восточная женщина снова обратилась ко мне:

- А ты, вообще-то, молодец!

-  Что? Не понимаю…

- Молодец, говорю,…

- ???

- …не задираешь нос, как все эти!

И смуглым своим указательным пальцем она подняла  кверху кончик своего горбатого восточного носа и  вместе с носом гордо подняла повязанную платком голову. Получилось очень смешно.

Кого она имела ввиду под словом "эти" – то ли всех ашкеназим (европейских евреев), то ли именно нас, "русских" - мне неведомо…

Национальное и личное

Эту историю я прочитала на иврите, в хрестоматии, предназначенной для «продвинутых» учеников ульпанов. В хрестоматии было написано, что история эта подлинная – перепечатана из старой газеты или журнала; разыгралась она на глазах того человека, который ее впоследствии записал.

Дело было в Австралии, во время Второй мировой войны. Автор и очевидец находился тогда в специальном лагере, где проходил военную подготовку перед отправкой на фронт. Будущих солдат  в этом лагере, я уже не помню, зачем и почему, сортировали по национальному признаку. Во всяком случае, речь шла о двух, примерно одинаковых по численности группах: греках и евреях. Все они были  достаточно молодые мужчины: из разных слоев общества, разных профессий, интересов, образования и т.д.; общались они между собой по-английски. Жили они без конфликтов, проводили свободное время так, как обычно  проводят его мужчины  в подобных местах: собирались группами, курили, выпивали, болтали, играли в футбол, в домино, в шахматы... Среди них только два человека держались особняком. Первым был здоровенный грек, лет, наверное, сорока  – крестьянин, богатырь; руки-грабли; в смысле образованности - как будто из каменного века, но совершенно безобидный. Никто от него никогда и слова не слышал, ни к каким компаниям он не прибивался, ни в каких играх не участвовал: сидел себе на корточках в сторонке, и молча тосковал, наверное, о своей ферме, о своих детях... Вторым индивидуалистом был еврей - невероятно ученый и просвещенный. Он просто не мог снизойти до низкого уровня окружающего общества, до грубых шуток и тупых развлечений своих  товарищей. И в то время, как те гоняли мяч по площадке, либо гоготали, набравшись пива, он сидел где-нибудь в стороне с томиком, например, Шопенгауэра в руках. (Собственно говоря, Шопенгауэр – это так, первое имя, которое мне пришло в голову. Вероятно, этот высокообразованный еврей читал таких философов, про которых я и слыхом не слыхивала...) Впрочем, это неважно. Важно то, что эти два «полюса», каким-то совершенно непонятным образом сошлись и крепко подружились. Их взаимная привязанность стала в лагере, что называется, притчей во языцех. Философ был плохо приспособлен к бытовым трудностям  жизни, и крестьянин трогательно заботился о нем заботился; а философ увлеченно рассказывал своему другу что-то, видимо, ужасно важное и захватывающее, потому что крестьянин слушал его, открывши рот. Они уединялись, чтобы вместе съесть свой обед, делились лакомствами из посылок, или просто сидели  рядом, отделившись от общего «балагана»: философ, углубившись в очередную книгу, крестьянин, молча глядя перед собой.  Со стороны любому было видно, как этим двоим хорошо и покойно вместе...

И так продолжалось до того момента, когда наступил еврейский праздник Ханука. (Кто не знает или забыл – напомню: Восстание Маккавеев против греков-эллинизаторов, разгром эллинской (греческой) армии, победа восставших евреев, ханукальное чудо в Храме (священный светильник, к котором оставалось масла на один день, горел восемь дней). Все это происходило, естественно, задолго до начала нашей эры. Так вот, в тот год на Хануку приехала к евреям в лагерь целая делегация раввинов – делать праздник. Наверно, привезли угощение, как положено, подарки; собрали евреев в большом зале столовой, и стали им рассказывать про Хануку и про войну Маккавеев. В том же самом зале находились и греки: они сидели в другом его конце, вероятно, забивали «козла», или другим подобным образом развлекались – но уши-то не заткнешь! Греки тоже слушали раввинские рассказы. Как видно, они не были знатоками Писания, потому что известие о победе Маккавеев и о поражении эллинов  оказалось  для них полной неожиданностью. Короче, раввины уехали себе восвояси, а греки между тем собрали всех своих и начали кричать, возмущаться: «Вы слыхали? – Безобразие какое!» «Представляете, что оказалось: ихние евреи когда-то побили наших!» «Ну, братцы, им это даром не пройдет! Теперь мы их за это поколотим!» «Правильно! Поколотим! Пусть выходят драться! Посмотрим, кто кого!»

И что вы думаете? Вышли-таки  драться  во двор! С одной стороны греки, с другой  - стороны евреи. Стоят – шеренга на шеренгу. И только один философ в стороне –  как всегда, углубленный в книгу. Никто из евреев не зовет его присоединиться; никто, вообще, не обращает на философа внимания. И вдруг подходит к нему его сердечный друг-крестьянин и молча показывает: становись-ка, мол, к своим,  – драться, значит, драться!» Философ оторвался от книги и устремил на друга недоуменный взгляд «Я?... Драться?... Неужели ты полагаешь, будто я  способен опуститься до подобной дикости?» А крестьянин не отстает, показывает: «нет, иди, мол, иди к своим, нехорошо отлынивать!» «Ну что ты!  Я же никогда...» И тут крестьянин как врежет ему по морде: «драться – значит, дерись...»

 

И еще немного о национальном и личном.

Недавно прочитано в газете. Один еврей, наш, современник, рассказывает, как несколько лет назад, здесь, в Израиле, он угодил в тюрьму. Наверное, что-то связанное с политикой, не похоже, чтоб он был уголовник. И там, в тюремной камере он очень близко сошелся с одним арабом.

- Никогда и ни с кем в моей жизни, - пишет этот человек, - у меня не было такого полного совпадения вкусов, восприятий, оценок... такого абсолютного понимания...  Он высказывал вслух мои мысли, мы могли беседовать с ним часами, находя друг в друге новые  и достоинства...  Когда мы прощались, он сказал:

 - Такого друга у меня еще не было. Я никогда тебя не забуду. Но только прошу тебя: постарайся не поворачиваться ко мне спиной, а то я могу не удержаться и всадить в тебя нож.

Записано в марте 2001 г.

«…имеем то, что имеем…»

В Израиле популярны радиопередачи в форме свободного диалога.  Ведущий задает вопросы, а слушатели звонят на студию и говорят все, что думают по этому поводу. Местное русское радио тоже переняло этот обычай. Как-то раз недавно они стали задавать вопросы: "Почему, дескать, вы приехали: не жалеете ли о принятом решении, что вы думаете о государстве Израиль. и т.д..

Один мужик позвонил и говорит :

- Я лично приехал из стадного чувства. Все вдруг стали бегать, собираться, просто на день задержаться боялись… Ну и я стал делать то же самое.

- Про государство Израиль? -  Знаете, если бы евреи были такими, как про них думают окружающие народы, они бы построили себе идеальное государство! А так -  имеем то, что  имеем...

Июль 97 г

«За кого вы нас принимаете?»

Моя школьная учительница математики, выйдя на пенсию, составила интереснейший задачник по алгебре и геометрии для средних классов: все задачи исключительно на примерах из русской истории или архитектуры. Живые увлекательные тексты, к которым предполагалось сделать не менее живые и веселые картинки. К моменту предполагаемого издания книги, моя учительница  жила в Москве, из своей квартиры никуда уже не выходила – она очень больной человек. Всеми организационными делами занимался ее младший брат: доставал нужные материалы, бегал по редакциям и т.д. так что он с полным правом считался соавтором, и его фамилия тоже фигурировала на обложке... Да, забыла сказать, что моя учительница – еврейка, и брат ее, естественно, еврей, и фамилия у них весьма характерная, недвусмысленная...

Долго ли коротко ли, нашлась одна редакция, в которой очень заинтересовались задачником. Пошел конкретный разговор: вопросы, правки, замечания, обсуждения условий договора... Брат моей учительницы помялся немного и говорит  (они с сестрой заранее обсудили подобную возможность). Он говорит:

- Послушайте, если у вас вызывает сомнения наша фамилия... Я понимаю: русская история и вдруг нерусская фамилия...  одним словом, мы готовы взять любой славянский псевдоним...

Редакторша аж вспыхнула на эти слова:

- Да вы что! За кого вы нас принимаете? Мы же интеллигентные люди! Мы не любим только лиц кавказской национальности!

Записано в апреле 2001 г.

«...где твой украинский костюм?..»

У моей харьковской сотрудницы был муж украинец. В том смысле украинец, что он очень гордился этим фактом и часто повторял (по-русски, разумеется. Это было давно, в восьмидесятые годы; тогда в нашем городе еще все говорили по-русски). Так вот, этот муж повторял: «Я украинец, я украинец!». Однажды пятилетняя дочка спросила его: «Папа, а где же твой украинский костюм?».

Записано в апреле 2001 г.

«Быть большинством», «быть меньшинством»... и сопутствующие материи.

Из письма Александра Калюжного

Апрель 2001г., Харьков

 ....Моя жизнь была далеко не прямолинейна и правильна, если до вас доносились отголоски моих «подвигов».

Я  жил и вращался в разных социальных и национальных окружениях. Был убежденным членом КПСС. Был временами и националистом, и где-то антисемитом в высказываниях. Пытался познать слово божье в различных религиях и философских трактатах. Видел и сочувствовал евреям, за то положение, когда о национальности кроме русской не принято было распространяться. Тогда национальным отношениям я вообще не предавал значения, считал, что для выживания определенной группы людей этот алгоритм- плач, карта слезу любит, удобный инструмент.

Но я всегда видел и уважал культурные традиции, созданные безмолвными поколениями. Это венец развития и мера зрелости нации.

В еврейском народе я любил и до сих пор люблю, прежде всего, отношениям между людьми, отношения в семье. Считаю, что это образец отношения людей между собой, эталоном поведения и всегда пытался вести себя так же. К сожалению, пока мне это не удается – я имею ввиду отношениям с собственными детьми. Нигде подобного больше я не видел. Я всегда любил не только еврейскую культуру (к сожалению многого я не знаю, кроме музыки, книг фильмов  и кухни). Но это поправимо. Но так же горячо мне нравятся наравне и армянская, греческая и югославская культура. Мне нравятся непересекающиеся отношения в Америке. Дома у нас никогда не возникало разговоров об антисемитизме. Мама в силу того, что я тебе говорил, папа - он с детских лет вынужден был покинуть дом и его обучал грамоте и бухгалтерскому ремеслу один пожилой еврей, который привил ему уважение к еврейскому народу.  Но я когда видел, что евреи, хоть и малочисленны, но четко держат ключевые позиции во всех без исключения точках науки, промышленности, во мне всегда присутствовало несогласие между тем, что на самом деле и тем, как они плачутся о том, что их никуда не берут. Ведь я видел, что если очень захотеть, то на любое место еврей может и обязательно попадет. Вопрос только целеустремленности и затрат силы. Как Илюша помнит с его не поступлением во ФТИНТ и Толика попаданием.

Когда я жил в СССР и принимая правила игры большинства, понимал, что принадлежность к большинству, массовый коллективизм, это очень приятно. Это сродни этакой элитности, о которой каждый молодой человек мечтает.

    Но когда я стал смотреть на ситуацию самодовольного большинства глазами меньшинства, мне было очень неудобно и стыдно за большинство. И пришел я к этому очень неординарно. Как-то со своими друзьями мы отдыхали в Ялте. Я и сейчас не маленький, и друзья мои были по комплекции такие же. Но черт дернул нас приземлиться на пляже в районе Массандры, где отдыхали баскетболисты. Причем баскетболистов было человек 50-70 и рядом кроме нас троих нормальной комплекции никого больше не было. Видно интуитивно люди пытались уйти в свой круг. Как это случилось, не знаю, но видно судьба. Тут же порхала масса красивых девушек. И что же я почувствовал - о ужас!.

Я почувствовал себя этаким уродцем, на которого даже девушки не обращали внимания. Хотя буквально несколько дней все было совсем наоборот. И тут я понял, что значит быть меньшинством и исключением из общего правила.

И когда говорят об антисемитизме в СССР, то думаю, понимают это не как отношению непосредственно к евреям, а к меньшинству, а значит и оппозиции.

Теперь, когда создано еврейское государство и большинство там евреи, мне интересно, как там себя чувствуют половинки и те люди, что правдами и неправдами попали туда. Мне тоже их жаль. Ведь они находятся, наверное, в том же положении, как и у нас, только с противоположным знаком. 

Конечно же, пока идет арабская угроза нужно укреплять и развивать единство в еврейском государстве. Но это должно быть чувство общего дома, а не чувство чистоты крови. Ты работаешь на это государство всеми правдами - молодец, ты настоящий патриот. Но будь ты хоть в 7 коленах зафиксированный иудей, но кроме демагогии ничего не приносящий, то и цена тебе грош.

Вот такая модель мне нравится более всего.

Этот урок преподал мне начальник ВЦ НЭВЗа. Как-то мы были на конференции. Мой начальник слабость наших разработок спихнул на нежелание и помеху его начальника еврея мешать делу. Я даже поддакнул, на что он мне определенно заметил - к оправданию своих ошибок с позиций национальности может прибегать только либо дурак, либо очень непорядочный человек (то есть сволочь). Все ошибки идут только от нас, и прибегать к оправданию своего бессилия через придумывание различных подобных теорий никчемное и бесперспективное занятие даже и  для самоуспокоения.

 Конечно, вы можете возразить, что это самооправдание всяких половинок, но когда я повидал и это и то, то хочется, чтобы все люди были счастливы и никакие разногласия их не разъединяли. Я считаю самый большой результат перестройки именно в этом.

Еще один урок мне преподнесла жизнь в виде отношению к любым официальным организациям людей- то ли партия, то ли церковь, то ли страна. Я поступал в КПСС из идейных побуждений. Мне казалось, что если я, честный человек – буду честно и порядочно выполнять заложенные честные правила игры, то общество будет лучше и здоровее. Я видел только часть перегибов, а, может быть, просто не хотел замечать перегибы вообще. Более того, один из моих дедов, после всех преследований и подсадок в ГУЛАГ, которые он имел в жизни, продолжал утверждать и учить меня: - надо Саша жить только по-ленински. И казалось, что те неправильности (по другому я даже себе не мог сказать)что творились, -это щепки, которые неизбежны в силу рубки леса. Я для внутреннего успокоения даже как-то это все пытался оправдать. Тем более, когда принимали в партию, отбор всегда был взыскательным. И хотя поступали туда далеко не все действительно достойные, но это как-то приятно грело мою исключительность. Я считал, что и за себя и за них, я сумею добиться всеобщего добра. На моем партийном опыте поступали в партию только действительно честные люди. Остального в виду самозащиты я старался видимо не замечать. И когда Толик пытался часто со мной спорить по тем жизненным позициям, я не всегда был с ним согласен. Хотя оглядываясь назад могу сказать, что во многом он был прав. Но когда я попал будучи нач. ВЦ з-да «Оргтехника» в ЦК и увидел тех людей, что сидели там наверху и думали только о «кремлевский деньгах», пайках и загранице - мне только тогда все стало предельно ясно. И тут я понял, что какие бы хорошие слова не произносились, какие бы неплохие люди были бы в той или иной партии, религии, стране, за них в целом я говорить не могу. Потому что к власти в любой организации всегда почему-то приходят не те  люди, что действительно заслуживают этого, а карьеристы и демагоги. Может быть вам кажется, что я утрирую, но сейчас я думаю вполне искренне и дай бог, чтобы я заблуждался.

И поэтому я теперь говорю, что я человек мира.

 1) Мне одинаково ненавистно фарисейство любых правителей, любых  пророков. Ведь не даром Галич говорил: больше всего бойтесь того, который скажет вам- я знаю как надо.

 2) Мне интересны не люди вообще, а только те, которых я считаю либо честными и порядочными, либо которые являются личностями, даже если со многим с ними не согласен.

 3) Как мы понимаем, одни люди в силу своих генов мне более симпатичны, другие даже своим видом  меня раздражают. И тут ничего не поделаешь - биология есть биология.

 4) Раньше я думал, что могу доказать что-то, несущее людям пользу. Мне казалось, что я знаю некую истину и обязан ее передать заблудшим. Но жизнь и тут подставила мне подножку. Оказалось, что я уже далеко не такой умный, как мне казалось. Что мои суждения часто весьма односторонни и поверхностны. Остается лишь не делать никому пакостей по мере возможности, греться на солнышке и контачить с симпатичными тебе людьми. И только предлагать им свои мысли без всякой амбиции на правильность и непогрешимость.   

 5) Каждый человек может гордиться национальными корнями, но ведь это данность - родителей и свою судьбу не выбирают. Можно только благодарить судьбу, что ты появился в это время и в этом месте. Как говорят мусульмане спасибо всевышнему, что я родился мужчиной. Но нельзя смотреть на другого человека как на инвалида только потому, что у него не того же происхождения родители. Всегда интересно, а что испытывает он. Как говорил Жванецкий- мне всегда хотелось бы быть женщиной  и испытать, что чувствует она.

 6) Как бы мне не были неприятны другие люди, я не имею права считать их лучше или хуже себя. Они просто другие. В силу бренности жизни и самосохранения и стараюсь с ними не контачить, но всегда нужно попытаться понять их и уважать.

 

 Поэтому когда обсуждался с Наташей тезис об интернет сообществе порядочных людей именно это я и имел в виду. Мне почему-то кажется, что Наташа испытывает те же чувства, что и я.

В тех заметках, что ты мне прислала, все абсолютно правильно. И с этим тоже ничего не поделаешь.

Какой же выход.

Просто нужно в симпатичном тебе человеке всегда предугадывать те неприятные моменты, которые могут возникнуть вследствие национальных, религиозных, имущественных и других различий, которые могут негативно повлиять на ваши отношения. И если твой партнер, который тебе не безразличен, будет отвечать тем же, то вот те приводимые в заметках случаи будут почти не заметны, а значит, и существенно не могут повлиять на ухудшения отношений.

Перечитал, смотрю, написал какую-то чушь, но решил все же послать, так как написал на одном дыхании, как при разговоре...

***

 

Из письма Н. Виниковецкой

Апрель 2001 г. Кфар Саба

Шалом, дорогой Саша!

Твое письмо, можно сказать, зацепило меня за живое, потому что многое, что волнует тебя, волнует и меня тоже. Это не к тому, что я имею ответы на твои вопросы. А к тому, что кое-какие вопросы к жизни у нас  с тобой общие. Вообще, я заметила, что уникальность, обособленность каждого человека – относительна. Со мною часто бывало, что какие-то мысли, состояния, переживания, которые казались мне совершенно уж моими собственными; какие-то выстраданные выводы, волнующие картинки воображения – получалось вдруг, что другие люди высказывали это вслух, либо писали в книжках, в письмах... так что я думаю, никто их нас не является существом отдельным. Это я понимаю теперь четко, постигла, так сказать, эмпирическим  и весьма болезненным путем. Ты пишешь о себе: «я человек мира». В той же мере, что каждый из нас. Но кроме этого, все мы - дети времени и места, поколения и культуры и т.д. и т.п. «Не может барс поменять свои пятна»... В Израиле, весьма обиходным является понятие «ментальность». Что естественно – тут собрались люди со всего мира. И это не преувеличение – со всего мира. Пока что оставим в стороне общие гены, чудом сохраненные тысячелетние традиции, общую судьбу меньшинства среди народов-хозяев. Оставим общее. Так вот, страна исхода сформировала каждого из нас настолько жестко и однозначно, что еще не слыша акцента, зачастую ее можно определить по внешности – по выражению лица, манере держаться; по мимике и позам: приехал ли человек ( в смысле, еврей) из Южной Америки, из Южной Африки или, например, из бывш. СССР. (Я беру сейчас для примера только ашкеназийских евреев, корни которых в Восточной Европе: наши дедушки-прадедушки ходили в одну синагогу где-нибудь в Пинске, допустим, или Могилеве, а потом разъехались в разные стороны за моря и океаны, либо остались в Пинске. Всего лишь два-три поколения потомков прожили врозь! Но какие они разные!). И это только о наружном. («Южноафриканцы» замкнуты, с виду холодны, медлительны и основательны; «южноамериканцы» - откровенны в проявлении своих чувств, они теплые, доброжелательные, веселые, шумные и фантастически музыкальные; «русские» - ну что я тебе буду рассказывать про «русских»!... Ты и сам их знаешь, как облупленных. Но это, повторяю, только наружное). Я собиралась о ментальности. Тут, видишь ли, происходит такое явление, как нестыковка понятий. Это я сообразила не сразу. И дело не в слабом владении языком. Дело в том, что одно и тоже слово в контексте разных культур и  представлений может означать совершенно разные вещи. Можно даже обидеть человека, сказав ему самую невинную, с твоей точки зрения вещь.[3] Ментальность,  система предпочтений, направление мыслей... Мне повезло, в группе, где я изучала иврит, занимались выходцы из многих стран мира. Когда преподавательница давала нам задание придумать какое-нибудь несложное предложение, для закрепления пройденного материала, то у  наших «американцев» речь  всегда  шла о деньгах, а у «французов» - о сексе. Учительница восклицала: «О, эти «французы»! Опять у них постель! Вы можете о другом?» Все в классе смеялись... «Ох, эти «русские»! Что им ни задашь – обязательно выполнят!». Ментальность, система представлений, предпочтений, отношений и оценок... Еще там, в «прошлой жизни» я заметила, как с началом перестройки стало резко меняться  мое собственное и  наше общественное сознание. «Все сразу об одном и том же подумали». Сознание менялось и раньше, но просто очень медленно и потому незаметно. Уже будучи в Израиле, я  стала обращать внимание на то, как часто высказывания наших «русских» репатриантов соответствуют тому уровню общественного сознания, который господствовал в России (на Украине) к моменту их репатриации. Мерками этого сознания они продолжали мерить, его оценками продолжали оценивать реальность... Да я и сама была точно такая же. Полагала, что многое понимаю, и уж во всяком случае, знаю, как жить. Другие еще заблуждаются, а я-то теперь знаю... Честно говоря, мне тоже вспоминать неловко.

Даже неглубокое, поверхностное знакомство с другим языком, открывает другой мир. Вернее, дает возможность посмотреть на мир с новой стороны. Дает другую систему измерений, шкалу, которая в твоем родном языке просто отсутствует. Но это огромная тема. Так вот, в иврите существует слово «бен» - «сын». Смысл этого слова несколько иной, чем в русском. «Бэн»[4] можно понимать еще и как «часть», как «принадлежность к целому», «составляющее», или файл из директории (метафора). Например, «бен мишпаха» -  дословно, «сын семьи». По-русски мы бы сказали «Член семьи».  «Бен зуг» - «сын пары» - «один из супругов». «Бен эсер» - «сын десяти» - «десятилетний»; как бы, один из тех, кому сейчас десять лет, часть множества десятилетних. «Бен дор» - «сын поколения». «Бен Исраэль» - «сын Израиля» - «еврей» - «часть израильского народа». «Бэн адам»[5] - в буквальном переводе «сын человека» - но на иврите это сочетание слов означает просто «человек». Мне кажется,  здесь знак,  констатация того факта того, что каждый из людей является частью целого. «Сын Человеческий» в Евангелие –   пишется «бен адам», т.е., человек. Получается – «сын человека», «человек», и «часть целого» – все три понятия в одном. По-моему, очень здорово. Это я, собственно, к тому, что отдельность наша, наверное, условна.   Когда-то в польском юмористическом журнале «Шпильки» была такая картинка. Идет большая колонна людей – шеренга за шеренгой. В каком-то месте вся шеренга делает резкий поворот налево. Один из идущих, с очень важной миной говорит другому идущему: «Я сделал этот поворот из глубокого личного убеждения!»

Ты пишешь, что жизнь твоя не была «прямолинейна и правильна, что вращался в разных национальных и социальных окружениях, был убежденным коммунистом и немного националистом и где-то антисемитом в высказываниях.» «...принимая правила игры большинства, понимал, что принадлежность к большинству, массовый коллективизм, это очень приятно...» Ты был активной личностью в молодые годы, и в общем-то, положительно заряженной личностью – верно? - «  ...я сумею добиться общего добра». У меня это вызывает уважение... Честно... Собственно, ты перерос заблуждения юности, предрассудки времени и окружения, и  в зрелые годы по-прежнему ищешь добра. Разве не так? Ты остался живою душой...

Я тоже, как большинство в нашем поколении, верила в коммунизм, понимая под этим словом нечто доброе и справедливое, что непременно должно осуществиться. Так нас учили, мне казалось это логичным и правильным. Казалось естественным и достижимым: в соответствии с передовой наукой, с мнением великих авторитетов и с внутренними ожиданиями человеческого сердца.  Конечно, можно сердиться и ругать тех, кто заварил эту кашу, тех, кто столько лет нас обманывал, а сам думал при этом «только о кремлевских деньгах, пайках и загранице». На нашу «вторую молодость» пришелся как раз финал системы, крушение иллюзий: всяческое разложение, разрушение веры.  Всем вдруг стало ясно, что наши предшественники заблуждались. Но почему? Неужели они были глупее, наивнее нас? Илюша говорит: «Коммунистическая система держалась на страхе». Верно. Но не на одном только страхе. Очень многие люди заблуждались искренне – их влекла добрая надежда. Разве не так? Два последние года в Харькове я работала в  архиве Общества Мемориал. Пропустила через сердце огромное количество подлинных документов 20-х – 50-х годов: воспоминания, письма, протоколы допросов, расстрельные списки и т.д. и т.п.  Видела множество фотографий; чудесные, открытые лица, ясные глаза, честный, прямой взгляд. Очевидно, что наши предшественники не  были ни хуже, ни глупее нас. В них чувствовалась внутренняя сила, устремленность к добру, отвага... И вера в «светлое будущее», вера в то, что они, непременно, изменят этот мир к лучшему. В чем они просчитались, где споткнулись; как могли верить в этот бред, в эти жестокие фантазии? И моя тогдашняя руководительница, Гайа Филипповна, дочь расстрелянного в 37-м коммуниста, тоже вопрошала: «Ну как же они - такие умные, такие добрые, честные, смелые – как же они  позволили сделать такое со страной? Как они позволили повязать себя? Пострелять? - Верили? Ну как они могли верить?» И потом сама же себе отвечала: «А что они могли сделать, если  Призрак ходил по Европе? Призрак... Что они могли сделать с Призраком?»... Мне кажется, я могу понять людей, подобных твоему деду...  Я знаю, что многие коммунисты, прошедшие через лагеря, потерявшие близких, потерявшие все – оставались верными идее. Одна коммунистка (к примеру), пострадавшая ни за что, умела от инфаркта, когда по радио передавали доклад Хрущева на двадцатом съезде. У меня есть еще примеры, просто не хочу «растекаться мысию по пэду».

Ты извини, Саша, что получается путаница, но если бы я могла в этом всем разобраться. Если бы кто-нибудь мог в этом разобраться...

 

Зачем нас водят

в темноте по кругу -

то прельщая

фонариком надежды,

то пряча

его от нас?

-----------------------------

 

...Есть очевидность,

просто очевидность,

которую способны однозначно

воспринимать ребенок

и старик,

профессор физики

и тетка у кастрюли;

есть вещи не-

оспоримые и среди них

тот факт,

 что в нашем мире

страдает все,

что чувствовать способно.

 

Ну а те, - смотрите, - те

что пели

 некогда:

"Слезами залит

безбрежный мир." -  по-моему, они

ничуть не заблуждались. Верно?

- во всяком случае,

в вопросе о слезах…

-----------------------------

   

Насчет того, что нет совершенных организаций в человеческом обществе – так это верное наблюдение. И вряд ли существует способ что-то в этом деле изменить. Во всяком случае, мне об этом ничего неизвестно. Но с другой стороны, каким образом из таких несовершенных составляющих, как  «дети Адама», построить совершенное сообщество?

 

Очень здорово ты описал ситуацию с баскетболистами. Как очутившись в положении представителя меньшинства, ты испытал на собственной шкуре, что это значит.

Ты спрашиваешь, как чувствуют себя в Израиле половинки, и те люди, которые попали туда «правдами и неправдами».  Насколько я понимаю, по-разному...

...О себе могу сказать, что мне никогда не доводилось ощущать себя принадлежащей к большинству. Смешанное происхождение лишило меня подобной опции: как в бывш. СССР, так и здесь, в Израиле. Но думаю, это сильное чувство – принадлежности к большинству. Пьянящее, и потому, наверно, опасное. Про кого сказать «это сладкое слово «мы»» - я не знаю, во всяком случае, затрудняюсь. Чужой в Израиле себя не ощущаю. Хоть по раввинским законам я не еврейка. Можно соглашаться или не соглашаться с этим фактом – против закона не попрешь. Однако, в любом случае, я «бат Исраэль» - «дочь Израиля»,  семя праотца Иакова, в такой же степени, как вышеупомянутые раввины – и это тоже факт. Впрочем, не думаю, что стоит и дальше распространяться на эту тему. Я ведь хотела о другом.

Вообще, я и на русских и на евреев смотрю не снаружи, а изнутри. И те и другие  - моя плоть и кровь, одинаково родные. Это не от ума или опыта – вошло, как говорится, с молоком матери. Саша, смотри, что я тебе скажу: никаких принципиальных отличий я между ними не замечала. Я еще помню двух своих прабабушек – Прасковью Васильевну и Ревекку Соломоновну: обе были седенькие, маленькие, старенькие, на мой детский взгляд – совершенно одинаковые. Обе говорили по-русски. И если бы кто-то попытался мне объяснить, что между ними существуют разница, я не сумела бы этого понять. Насчет отношений в еврейских семьях... ( я могу судить только о  русских евреях) – то эти отношения, ой, какие разные! Я знаю, что еврейская религиозная традиция придает огромное семье, добрым отношениям между супругами, заботе о детях. Но в наше время религиозные традиции были неактуальны. Я видела добрые отношения как в славянских, как и в еврейских семьях, в смешанных семьях; точно так же видела конфликты  и трагедии у тех и у других и у третьих... Повторяю, мне в этом смысле проще сохранять объективность – я гляжу изнутри. Возможно, имеется на этот счет статистика, и еврейские семьи, в среднем, благополучнее. Ведь я  могу мерить только собственным опытом...  В Израиле тоже, бывает, такое прочтешь в газетах, что ужас! Существует насилие в семьях, даже убийства.... Не дай Бог... Короче, «все, как у людей». И разводы, как в Европе, и сексуальная революция не обошла стороною наши края, и наркотики... Опять же, статистических данных у меня нет. Однако, все вышесказанное относится к исключительно к светской, нерелигиозной части израильского общества. В религиозных общинах продолжают следовать древними традициям – но это весьма отдаленный, практически закрытый для нас мир, и конечно, там тоже далеко не все на сто процентов все OK. 

На этот счет я слышала по радио такую историю. Один израильский профессор –  человек, естественно, просвещенный и атеистический – летел в самолете из Америки домой. Рядом с ним сидел некий рав (раввин) и к этому раву то и дело подходил его сын, который занимал, видимо, менее комфортабельное место: из тех, что подешевле. Юноша проявлял по отношению к отцу внимание и заботу, искал, чем услужить, явным образом выражал одновременно любовь и уважение. Профессор смотрел на эти отношения, можно сказать, с нескрываемой завистью, и наконец, спросил:

- Скажи мне, в чем  причина? Я вижу, твой сын относится к тебе с любовью и почтением. А мой сын, такого же, примерно, возраста, и в грош меня не ставит...

- Естественно, - ответил рав .- Ведь мой сын знает, что я нахожусь ближе, чем он, к дарованию Торы. А твой сын знает, что ты, ближе чем он,  находишься к обезьяне...

Еще раз насчет тех, «кто правдами и неправдами попали в Израиль». Если говорить о наших людях, то они, в основном, ехали ради лучшей жизни. Они бьются за эту жизнь, и подобные вопросы, во всяком случае, на начальном этапе репатриации, их не волнуют. Мне так кажется: «не до грибов». Живет в Израиле и определенное количество «новых русских» - Я не знаю, то ли деньги свои отмывают, то ли прячутся. Может, у них здесь перевалочный пункт. Живут они в хоромах, держат прислугу, гувернанток для своего потомства. Иврит не изучают: зачем? Для нас это еще один закрытый мир. Приезжают  в Израиль христиане из Европы и Америки. Живут без какого-либо стабильного статуса. Ухаживают за уцелевшими в Катастрофе стариками; работают, молятся, помогают новым репатриантам, все прекрасно говорят на иврите. Любят страну и народ Израиля; говорят: «Нас привел сюда Бог». Можешь себе представить? – Оставить богатую, благополучную, безопасную и между прочим, родную Европу, оставить хорошую должность, семью, друзей – ради тяжелой и опасной жизни в таком месте...

 

Национальность человека для меня никогда не имела значения – и это не приобретенное свойство, а, наверно, врожденное.  Конечно, я смертельно боюсь арабов, боюсь их, как боятся стихии – но это только страх...

 

Единство в еврейском государстве... О, ты коснулся большой проблемы. Говорят - там, где встречаются два еврея, возникают три мнения. Есть такая поговорка: «У каждого Абрама – своя программа». Бен Гурион еще тогда, в свое время, сказал: «Трудно управлять государством, где каждый считает себя президентом». Или что-то в этом роде... Столько мнений, течений, партий, религиозных направлений! Все кипит, бурлит, спорит и доказывает! Бурлит, зажатое снаружи кольцом ненависти. Поражаемое ненавистью изнутри.  Как это возможно выдержать! Здесь у каждого в сердце рана. А они при этом шутят и устраивают музыкальные фестивали! А! Что я могу сказать! 

Здесь, в Израиле я поняла, насколько актуальная книга – Евангелие. То ли страна такая, то ли время такое, то ли народ. То ли все вместе сошлось.

Насчет того, Саша, что я испытываю похожие чувства, ты попал в точку. Интернет - или другое какое сообщество, но человек не может полноценно существовать один. Такое ему не дано – ибо «счастье – это быть частью». «Сын семьи, поколения, возраста, народа и т.д., ... человечества».... Каждый из нас – является одновременно частью различных управляемых множеств. Нам  суждено от рождения разделять их судьбу (долю), и выбирать их мы не можем. Но... Существует еще в этом мире взаимное притяжение подобных душ – это что-то иное, и без общения с духовно-подобными  единицами человеку кисло. Я правильно говорю?  

«Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным... кузарим...»

(еще раз о национальном, о ментальности и т.п.)

Я уже писала вам, о том, что прежде подозревала сама себя в хазарском происхождении. Оказывается, сей комплекс присущ  в Израиле чуть ли не всем выходцам из Восточной Европы. Существуют даже такие  репатрианты из СНГ, которые требуют, чтобы в удостоверении личности в местной "пятой графе" им писали "кузари" - "хазар". Говорят, что раньше азиатские евреи  европейцев-ашкеназим и за евреев не держали: "Да кто они такие, в конце концов! Они и не евреи вовсе - они хазары, "кузарим"!»  Так это звучит на иврите: "кузарим"

Вы, наверное, удивитесь, но известные нам, благодаря Пушкину и школьной программе, "неразумные хазары", а также их загадочная иудейская история - достаточно актуальны в современном бурлящем Израиле.

Недавно один известный журналист  (его имя я запамятовала, но оно вам  все равно ничего не скажет) сделал документальный сериал о хазарах, и вся страна смотрела этот фильм, затаив дыхание, как увлекательнейший детектив. Журналист - сабра в нескольких поколениях, но с "русскими" корнями; - интеллигент, умница, востоковед, арабист, и вообще, - живая душа и большой талант. Весьма популярен и почитаем в Израиле. В его семье, будто бы, сохранились какие-то смутные воспоминания хазарских предках. Так я, во всяком случае, поняла.

И вот этот журналист отправился в бывший Советский Союз, чтобы найти следы разрушенного Хазарского царства и его погибшей культуры… Два года он посвятил поездкам и исследованиям. Я не буду пересказывать кино. Короче, мы увидели развалины Крыма и Дербента; ту самую караимскую кенассу в Евпатории, про которую я вам не однажды писала; увидели старинные тюркские тексты, записанные ивритскими буквами - так похожие с виду на свиток знаменитой поэмы "Аль кузарим", сложенной средневековым сефардийским гением - Йеhудой  hа Леви… Увидели могильные плиты с семисвечниками и звездами Давида; изумительные приволжские  и кавказские ландшафты; и  то место, где хазарские воины некогда совершили  невероятное - малым числом остановили несметные полчища арабов, и вместе с  этим - мощный вал исламизации. (А то бы с вами, вместо "здрасьте!", говорили друг другу при встрече:"салям алейкум!")…   Мы видели  степные костры и воинственные танцы калмыков, и взволнованное лицо журналиста: какими глазами он глядел на этих танцоров, а также на других - предполагаемых и несомненных потомков исчезнувшего народа… В той же самой евпаторийской кенассе некий пожилой караим, довольно резко отвечавший по-русски на вопросы переводчиков, открыл священный текст и стал громко читать на иврите. Потом остановился, и минуя переводчика, обратился  к журналисту,  довольно сварливым, тоном - как свой к своему:

- Ну, ты ж меня понимаешь? - это "лашон кодеш" - святой язык!

В общем, все это стоит посмотреть своими глазами и услышать своими ушами. Там еще много увлекательнейших и необыкновенных вещей; а загадок намного больше, чем разгадок…

Завершается фильм в городе Киеве, где тоже остались хазарские следы. В заключении автор фильма и его переводчики гуляют по киевским улицам,  останавливая прохожих - взрослых и детей; обращаются к рабочим на стройке и к прочим гражданам  с одним и тем же вопросом:

- Знаете ли вы, кто такие хазары?

В ответ все расплываются в одинаково счастливой улыбке и отвечают:

- Ну конечно! "Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам. Их села и нивы за буйный набег…" и. т.д.

- Вот видите, - горько заключает автор, - они ничего не забыли! Они до сих пор радуются своей победе над хазарами!

Своим знакомым сабрам я попыталась объяснить, что на самом деле - давным-давно они забыли; что радуются, вспоминая свое детство, что в большинстве своем ни в коей мере хазарами не озабочены; и кроме этих нескольких, обязательных для каждого школьника строчек, знать о хазарах ничего не знают, ведать не ведают,  и  если кто остался в народной памяти и фольклоре - так это татары … Даже собралась было письмишко отправить -  на телестудию автору:  во первых строках - выразить ему свой восторг и восхищение; во вторых строках - объяснить недоразумение и намекнуть, что дескать, мерить явления чужой реальности своей масштабной линейкой -  дело рискованное… Но постеснялась - тем более, что "языков я не знаю, Петька!"

Июль 97 г

...чувствовал «будучи человеком»

...Накануне, меньше, чем за месяц, в нашей маленькой, тихой и прежде относительно благополучной Кфар Сабе, произошло четыре взрыва. Два из них совсем недалеко от нашего дома, мы их слышали. Два других – в разных концах города, эти два - самые устрашающие: руками самоубийц-камикадзе. Первый теракт случился на окраине. Рано утром самоубийца подошел к остановке, где подростки ожидали школьный автобус... Другой теракт случился в центре, тоже на остановке. Погиб доктор, который ехал на работу в больницу... многие люди получили ранения, шок. Честно говоря, все мы в шоке... Лучше не буду распространяться... В день второго страшного теракта сын моих знакомых, юноша шестнадцати-семнадцати лет, как обычно ехал утром в школу на городском автобусе. Накануне у него поднялась температура, он чувствовал себя не очень хорошо. В автобусе ему стало совсем худо, он сошел на одну остановку раньше, достал сотовый телефон: хотел позвонить отчиму, сказать, что не может идти в школу. И вдруг – взрыв! На той самой остановке, до которой он не доехал. А остановки в маленьком городке короткие... Так что он видел...

...В  теракте, которого счастливо избежал сын моих знакомых, был тяжело ранен другой школьник, который оказался первым на выходе, после того, как мой знакомый мальчик сошел остановкой раньше. (Самоубийца взорвал себя снаружи, у двери автобуса). Это произошло недалеко от городской больницы, недалеко от станции скорой помощи. Молодой фельдшер-араб со «скорой» как раз стоял на улице. Он услыхал взрыв. И тот час же, не дожидаясь вызова, погнал  «скорую». Он сразу понял, что мальчик истекает кровью, и что оказать ему помощь на месте он не сумеет, что раненого нужно срочно везти в больницу. Говорят, когда мальчик, наконец, пришел в себя после тяжелой операции и увидел у своей кровати спасшего ему жизнь фельдшера-араба, то назвал его своим братом. Говорят (я сама не слышала), будто бы журналисты спрашивали этого парня: «Вот скажи нам, что ты, будучи арабом, почувствовал, когда своими глазами увидел этот ужас?» Парень ответил: «Зачем вы спрашиваете: «будучи арабом»? Я чувствовал не «будучи арабом», я чувствовал «будучи человеком»».

14.05. 2001 г.

«...разве же я этого хотел!!!»

Несколько лет назад я видела по телевизору документальный фильм. Вернее, не фильм, а всего лишь один из сюжетов фильма. Впрочем, возможно, что я только один-единственный сюжет и запомнила. Перескажу вкратце, потому что он никак не идет у меня из головы.

Итак, наше время, девяностые годы; два израильтянина – отец и сын –  едут на родину отца – куда-то на Балканы, кажется в Сербию... Скорее всего, в Сербию... Отцу уже далеко за шестьдесят: сыну – сорок. Он в полном расцвете сил, интеллекта и профессии: известный в Европе и Америке ученый-экономист, которого постоянно приглашают работать заграницу. Возможно, что в Сербии, на родине предков, он оказался впервые. Впрочем, сын в течение сюжета, в основном, остается бессловеcным, зато много и взволнованно говорит его отец. Старик показывает зрителям места своего детства – просторный дом за оградой, где он рос, где жил  с любящими его родителями, сестрами и братьями; потом он показывает строения  гетто, куда нацисты согнали всех местных евреев, и откуда их семье посчастливилось сбежать. На улицах разных городов старик встречает каких-то старых своих знакомых - они обнимаются со слезами на глазах. Старик приветствует их на разных языках – не только славянских. Он свободно говорит – и даже иногда поет! – по-итальянски, по-турецки, по-албански, по-гречески... Сколько чувства в его песнях и речах! Сколько в нем самом  душевных сил и радости жизни! Вспоминая пережитых ужасах, он плачет; вспоминая о счастливом избавлении – смеется, как дитя. В завершение долгих  мытарств, его семья нашла убежище в горах, в глухой албанской деревеньке. Отец (в данном контексте, конечно, дед) представился жителям, как врач. На самом деле, он был, кажется, предпринимателем, но действительно, лечил крестьян, и даже как то раз успешно провел несложную операцию.  – Каким  образом? – Старик хохочет: «Мой папа? А, что вы говорите! Умная еврейская голова!». Его связи с крестьянами - это тоже показано в фильме  - остались родственными, благодарными и нежными. Правда, многих близких друзей уже нет на этом свете.  После войны спасенная семья репатриировалась в Израиль.

В конце сюжета израильские гости снова возвращаются в  родной город отца, подходят к воротам его родного дома, звонят. На пороге появляется какой-то человек – мужчина или женщина – не помню, да это и неважно. Человек настороженно всматривается в лица незнакомцев.

- Извините, - произносит старик по-славянски, - я такой-то и такой-то. Дело в том, что я в этом доме вырос. Это был дом моих родителей... Видите, со мной приехал сын... Я только хочу показать этот дом  моему сыну....

Не дослушав речей старика, человек резко и враждебно хлопает дверью, поворачивает ключ в замке и замирает в доме.

Старик со слезами на глазах обращается к зрителям:

- Ну вот, вы видите? - он боится... я понимаю, он просто меня боится... Он думает: а вдруг я предъявлю свои права!...А! Я его хорошо понимаю. Я ведь и сам живу в чужом доме...  Вы спрашиваете, где и почему? - В Яффо... Хозяева бежали во время войны...  а нашей семье негде было жить, вот мы туда  и вселились...  Да, я живу в чужом доме... Но разве же я этого хотел!!! Разве я хотел этого!!!

Записано в мае 2001 г.

P.S. О, Йонатан...

Еще один телевизионный сюжет, который тоже не идет у меня из головы.

Немолодая семейная пара из Голландии. Христиане, любящие Израиль. Много лет назад они приехали сюда жить со своим единственным сыном-трехлеткой, которому дали  при рождении библейское имя Йонатан (Богом  данный). Рассказывают, что когда мальчик вернулся в первый раз из ивритского детского садика, то пожаловался маме: «Ты представляешь, здесь никто не умеет разговаривать, даже воспитательница!». Позже  родители усыновили двух еврейских сирот: мальчика и девочку. В Израиле Йонатан пошел в школу, в Израиле ее окончил. Ему предстояла мобилизация в армию. А родители к тому времени решили возвращаться в Голландию. Йонатан сказал, что не поедет с ними, что пойдет служить в боевые части. Вся семья уехала, а он остался – одинокий солдат. Осенью двухтысячного года, в начале интифады Аль-Акса, недалеко от Газы Йонатан был убит. Я видела коротенькое сообщение в газете: «Убит солдат-христианин из Голландии».

И вот (это опять по телевизору) семья приехала в Израиль на могилу сына. Портрет Йонатана: удлиненное лицо – молодое, открытое, веселое – с достаточно крупными чертами... Вполне можно принять за коренного израильтянина... Его комната, домик в кибуце, где он жил, как одинокий солдат. На стене, у входа в дом прибиты голландские деревянные башмачки. Мать снимает их со стены, собирает в комнате вещи сына, чтобы увезти их с собой на родину. «Это было его решение. Йонатан имел право решать. Что мы могли поделать? Только принять... Мы уважаем его решение...» Младшие брат и сестра, приемные дети семьи – смуглые, черные, стопроцентные левантинцы; уже подростки.  У девочки сильный характер, это видно. Мальчик пытается говорить о брате, но  захлебывается в рыданиях. Девочка его обнимает и успокаивает. Уверенно и твердо. Журналист обращается к детям:

- Когда вам исполнится по восемнадцать, вы тоже приедете в Израиль, чтобы служить  в армии?

- Нет- нет!!! – отвечают оба разом.

Весна 2001 г.

---