Диалоги, монологи, разное…

Музыка в метро и на улицах

В прошлой, харьковской жизни у меня не было дома компьютера, и я ездила по вечерам к Илюше на работу, в знаменитый Wescom, набирать свои "Эпистолярные хроники": часть сотрудников уходила домой, и освобождались компьютеры. Располагалась фирма довольно далеко, в районе заводов - станция Индустриальная. Назад мы возвращались совсем поздно, в метро было уже почти пусто; и на выходе - никакой торговли. Только один- единственный нищий музыкант с аккордеоном сидел в уголке за поворотом. Не знаю, то ли работал он по расписанию, то ли по другой какой причине, но к моменту нашего появления он всегда исполнял "Семь сорок".

- Это специально для тебя, Илюша! - говорила я. - Брось ему денежку!

И вот, спустя без малого три года, переходила я с кем-то из друзей с новой станции "Госпром" на старую "Университет" и вдруг услышала знакомые "Семь сорок" - в том же самом месте, в уголочке играл все тот же нищий музыкант…

 

В другой раз, на станции Исторический музей,  играл такой восхитительный молодежный оркестрик, что несмотря на цейтнот и толчею, я остановилась на несколько минут послушать. Уходя, бросила ребятам свою монетку и показала большой палец: здорово! дескать, отлично!

 

А у выхода из  "Студенческой" стоит старичок в замусоленной шапке, в поношенной гимнастерке, времен Второй Мировой войны, с орденскими планками. Ветеран. Или это у него такой имидж, не знаю… В руках он держит гармошку и время от времени начинает разводить ее меха. Он даже не пытается изобразить какую-нибудь мелодию: просто водит руками туда-сюда, туда- сюда. Получается нечто чудовищное, как на планете Кин-дза-дза. Люди бросают ему на бегу монетки, и спешат поскорее унести ноги.

 

В саду Шевченко, в день праздника играл у фонтана симфонический оркестр бывшей харьковской филармонии. Я узнала и дирижера и многих музыкантов.

***

Вообще, было немало случайных встреч в транспорте, на улицах. Люди радовались мне,  некоторые бросались на шею:

- Ого! Это ты! Но ты ведь должна быть совсем в другом месте!

- Да. Но я  приехала…  вот… ненадолго.

Менее информированные нисколько не удивлялись моему присутствию в родном городе:

- О, привет! Как дела? У тебя все в порядке? - У меня нормально! Ну привет, пока!

Почему-то трижды натыкалась на предмет своей первой любви - седого, лысого, обтрепанного жизнью еврея, который намылился сваливать в Германию. Прежде мы не встречались годами.

"… и программку и значечек !…"

У меня было две с половиной  недели отпуска и, как выяснилось, не так уж много душевных сил…  Всего только две с половиной недели и следующий порядок предпочтений:

1) - мои мертвые на пяти разных кладбищах большого города, при отсутствии автомобиля.

2) - мои родственники - в Харькове и Днепропетровске - , плюс старая тетка, которая специально ради меня прикатила из Челябинска.

3) - мои подружки. Но  это уже по обстоятельствам. На первом месте, конечно та, которая после операции.

Было еще два дома, куда мне обязательно нужно было прийти - и по долгу и по сердцу… В одном меня ждал Внук Философа; в другом - Дочь Расстрелянного…

И еще один старый дом в заброшенном саду - за прудом, за городом, за поляной…, под сенью дубов, населенный незримыми, милыми призраками… Я столько раз возвращалась туда в желаниях и в мыслях…

И на все-про все - две с половиной недели… Вот и посчитайте!

 

 Можно сказать, что  почти всю свою производственную жизнь я провела в проектных стойлах: никакого доступа к материальным благам, ни тем более, к их распределению  не имела, за исключением одного-единственного случая, когда в нашем учебном институте проводили   научную конференцию по железобетону, и начальство включило меня в группу обслуживания.

Функция мне была доверена простая - регистрировать участников. Последние подходили к моему столику, называли фамилию, место работы, должность, а я сверяла их показания со списком и ставила птичку. Но это еще не все. Каждому прибывшему полагалось вручить брошюрку с программой конференции и значок (довольно примитивный, кустарно изготовленный). Но в процессе организационной неразберихи выяснилось, что "на всех рассчитано не было". Вернее,  было-то рассчитано на всех, но все равно значков почему-то не хватило. Тогда начальство приняло соломоново решение: оба предмета - и программку и значечек - вручать только руководителям не ниже директора и главного инженера, а всем прочим  - одну голую программку.

Что тут началось! Повторяю, мне никогда еще не приходилось стоять "по ту сторону прилавка"! Почти никто не соглашался довольствоваться частью: люди возмущались. обижались, требовали, умоляли. Доказывали, что  без значочка им никак не обойтись; пытались очаровать, делали комплименты и туманные обещания; напирали так, что вместе со своим столом я въехала спиною в зеркало…

Были такие, что говорили:

- Так я же и есть главный инженер!

- Тут  написано, что не вы!

- А, мало ли что написано! Фактически я… просто приказа еще нет… Ну дайте, дайте мне значочек!

Участвовать в этом балагане было даже интересно. Столько желания, столько напора, столько изворотливости ради никому не нужных пустяков! Ведь когда начались доклады, наше начальство велело запереть все наружные двери, дабы участники не сбежали с конференции, - а многие пытались, я видела.  Так зачем же было  сражаться за этот значок!  Видимо, сверхзадача  в том только и состояла, чтобы его получить, завладеть любой ценой, а там - хоть выбросить

Эту историю я, собственно, вспомнила потому, что во время своего пребывания в Харькове  иногда чувствовала себя  чем-то вроде этого  значочка, который во что бы то ни стало нужно было заполучить… Люди, не первого и даже не второго круга близости, обижались, доказывали, требовали:

- Как это так, ты не сможешь  ко мне зайти!  Ну, от  тебя я такого никак не ожидал ( не ожидала)!  Да я же ведь … ("директор, главный инженер")