Групповой портрет 5

 

В России ни одной не сыщешь нации,

избегнувшей нашествия зверей,

рожденных от безумной радиации,

текущей из несчетных лагерей.

 

        И.Губерман

 

Жизнь и смерть Бернгарда Тимзе, описанные его женой Любовью.

 

В ночь на 4 октября арестовали моего мужа, Тимзе Бернгарда Адамовича.

Родился он в 1903 г. в Киеве. Мать его от родов умерла, и он, в силу сложившихся обстоятельств, воспитывался в детдоме при немецкой кирке. В шестнадцать лет добровольцем пошел в Красную Армию. Был ранен в обе ноги, а потом в госпитале заболел тифом. По выздоровлении он некоторое время оставался в госпитале (возвращаться было некуда. Дома у него не было). Там он помогал по мере возможности и немного ознакомился с работой медсестры. Потом приехал в Харьков и поступил учиться в ИНО. Затем работал, как педагог. Последней его работой был Харьковский  Университет, где он преподавал. После ареста он сразу попал на Холодную Гору, в тюрьму, где пробыл 6 месяцев.  На допросах его били до кровохаркания, заставляли стоять сутками, пока не упал. Но он не подписал инкриминируемых ему обвинений, так как ни в чем не был виновен. Выслали без суда по решению ОСО (или “тройки”).

 В тюрьму я успела передать ему теплые вещи, часть из которых украли при передаче. В апреле 1939 г. его выслали в Карагандинскую область, а затем перебросили в Сев. Ураллаг. Там он был на хорошем счету, потому что работал с утра до 12 ночи,  когда его брали на очень короткое время на помощь в медпункт. Два раза ему разрешали свидание со мной. В основном, он работал на лесоразработках,  в тайге,  в воде. Когда началась война, его начали перебрасывать с одного лагпункта на другой, и все на лесоразработки. “Доработался” до инвалидности 1 группы.  Как инвалид, он не мог вырабатывать норму, а потому получал меньше хлеба - вместо 550 грамм получал 400. Это было значительным уменьшением. К этому давали по 3 раза в день по черпаку так называемого супа - болтушки из муки. Ни крупы, ни овощей.

Он очень ослабел. Писал мне, что голодает, работает в жутких условиях. Я, как могла, помогала ему. Посылала посылки, деньги, Выходных дней у него не было. Будучи не в состоянии делать тяжелую физическую работу, он ходил по сырости и в сильный мороз в брезентовых брюках, с медицинской сумкой за 3-4 километра и даже за 8 километров. В результате он заболел основательно и был направлен в лазарет под названием Тесьма в 12 километрах от Сосьвы. Лечения в лазарете не было никакого. Не было ни специалистов, ни медикаментов. Больным в лазарете не полагалась одежда. Даже лагерная администрация хлопотала о его досрочном, за 4 месяца,  освобождении, но его не отпустили. Много раз он писал просьбы в Свердловск о направлении его на спецлечение, но все безрезультатно. Когда ему стало совсем плохо, он написал мне: “Приезжай, если успеешь”. И я поехала. Это был 1947 г. Поезда ходили плохо. До Сосьвы у меня были 3 мучительные пересадки.  Из Свердловска поезда дальше не шли, и мне пришлось пробыть там несколько суток невесть где. Доехала с великим трудом. Когда же я приехала в Сосьву, то мне сказали в  Управлении: “Такой не числится”. Я показала письмо, тогда после нескольких часов поисков, (а моего мучительного ожидания) мне сообщили, что он в лазарете за 12 километров, но сообщения туда нету. И в 7 часов вечера я, бросив чемодан в какой-то дом, отправилась пешком. Там очень поздно темнеет, но идти одной по тайге, по лежневке, было жутко. Лежневка - это деревянный настил над водой с редкими разъездами для машин. Еле добралась в 10 вечера. Там меня встретила медсестра, но свидания не дала, так как у меня не было разрешения от начальства. Переночевав где-то, я наутро отправилась обратно в Сосьву за разрешением к начальнику. Но с ним мы разминулись в пути. Опять мучение. Наконец, разрешение получено, и мы увиделись.

Но что  это было за свидание! Он был плох, говорил только шепотом. Пробыв там пару часов, я должна была вернуться. Добралась до Сосьвы, а оказалось, что поезда от Сосьвы не идут - размыло пути. Там я 6 суток провалялась в доме, где оставила чемодан. Спала на полу, полуголодная, и, наконец, уехала в Серов, откуда мне предстояло ехать в товарном вагоне до Свердловска, а оттуда в Харьков.

Так, чтобы провести с мужем несколько часов, я потратила на поездку в оба конца целый месяц и уехала с разбитым сердцем. В сентябре, пробыв  ни за что в лагере и имея на руках реабилитацию 1940 г., промучившись в лагере 10 лет, он за 10 дней до освобождения умер от туберкулеза, пробыв там, в лагере, полтора года без какого-либо лечения. Еще в конце 1939 г. я через Москву (НКВД) добилась присылки в Харьков дела на пересмотр. Дело было пересмотрено, и в январе 1940 г. я получила официальное извещение от Харьковского Военного прокурора о том, что дело моего мужа пересмотрено и дано заключение о прекращении дела за отсутствием состава преступления. В извещении указано: ”Об этом можете сообщить своему мужу, так как его адреса у нас нет”. Это извещение у меня имеется.

Дело было направлено в Москву Главному Военному прокурору на утверждение. Он поддержал протест Харьковского прокурора, и дело было направлено в НКВД на окончательное решение. И там оно застряло. Так безвинно погиб человек, - муж, отец дочки.

Фамилия моего мужа - ТИМЗЕ БЕРНГАРД АДАМОВИЧ

Моя фамилия - Тимзе Любовь Абрамовна.

 

О том, как однажды, жарким летним днем тридцать седьмого года, девочка Вера с братом Валентином купались в сибирской речке Эмба.

 

Повилайцев /Повилайцис/ Антон Осипович, 1890 г.р. Латыш. Уроженец г. Ковно. Техник. Арестован в г. Темир Актюбинской обл. в июле 1938 г. Возможная дата смерти - 7.09.1942 г.

 Реабилитирован 16.02.1957 г.

 

В жаркий летний день я со старшим братом Валентином (погиб в 1943 г., в чине сержанта при освобождении Донбасса) купались в р. Эмба. На противоположном берегу находилось одноэтажное здание.

Вдруг с грохотом вылетают стекла одного из окон и с отчаянным криком выскакивает окровавленный человек. Он бросается в воду и что-то кричит нам. Я, узнав голос отца, (мне тогда было около 10 лет), поплыла к нему, но выскочившие из здания люди стали мне что-то кричать. Вероятно, чтоб я плыла назад. Когда до пловца оставалось метров 15-20, раздался выстрел, и он скрылся под водой. Я с помощью брата доплыла до своего берега.

Еще до этого события к нам в дом пришел незнакомый человек и со всякими предосторожностями и опаской передал матери (П.К.Повилайцевой) разрезанную на ленты, окровавленную рубашку отца. Затем позже он еще раз пришел (уже позже события на реке) и посоветовал матери все бросить и с детьми немедленно покинуть г. Темир. Что мать и сделала в июле.

8.02.1989 г.                                                                      Вера Повилайцева

 

Одиссея сапера Купфера

 

МОСКВА, Смоленский бульвар

МИД СССР

Начальнику управления по Международному Сотрудничеству и Правам Человека т. Решетову Ю.

 

Купфера Лейзера Лейбовича,

проживающего по адресу:..

 

Я бывший гражданин Польши, мне 78 лет, прошу Вас, поскольку я был репрессирован в сталинское время с 1940 до 1942 г., реабилитировать меня. Излагаю подробно причину:

Родился я в городе Лодзь 2.06.1913 г. С 1934 по 1936 г. был на действительной службе в Польской Армии сапером.

24.08.1939 г., за неделю до войны, я был мобилизован в свой полк (2 батальон железнодорожных мостов) в г. Легионово около Варшавы для ведения войны против немцев. В сентябре 1939 г. родители мои и вся семья были насильственно брошены в г. Лодзи в гетто. Я остался один, у меня было три брата. В конце сентября 1939 г., после тяжелых сражений, наше командование решило переехать границу Литвы. В Литве у нас забрали оружие, и были свободны. Сами себя обслуживали. Это было в г. Паланга (Литва) до июня 1940 г. В этом же месяце  Советская Власть была уже в Литве. Таким образом я попал в Советский Союз. И тут начались наши мучения, сталинизм в действии мы хорошо почувствовали, нас сразу всех собрали и увезли в лагерь с вышками. Возили по разным лагерям, даже попали в тюрьму в г. Каунас. Потом этапами возили, и ходили пешком в сопровождении штыков и собак по разным лагерям, и наконец, через г. Мурманск попали на полуостров Кольский. Сколько мы пережили, описать трудно, по-видимому, за то, что воевали против немцев.

 В 1941 г. нас перевезли в Кир. ССР Фрунзенской области, в город Военная Антоновка, и разместили по квартирам. Там мы строили дороги и мосты, работа тяжелая, а кушать нечего, получали 400 гр. хлеба и суп. Денег никаких не получали. Ходили полуголодные, искали неубранную морковь, буряк, этим и жили. В Советском Союзе началась Отечественная война.

В 1942 г. майор Советских войск собрал нас, и всем нам вручили удостоверения личности, с наших слов. Таким образом я стал советским гражданином. Советский паспорт получил только, не помню точно, 10-12 лет назад. После этого нам сказали, что мы свободны. Денег за работу и справку о работе не получили. Таких, как я , в Союзе, наверное, сейчас уже нет - ирония судьбы, я еще живой, все то, что написал, искренняя правда, я думаю, это все можно проверить. Польских офицеров в Катыни не стало, так что я должен себя считать счастливым человеком. Пережил я страшное ни за что. После освобождения устроился на протезный завод в г. Фрунзе протезистом (моя военная специальность), где был бронирован. На заводе работал до окончания войны. Обслуживали инвалидов Отечественной войны, у меня сохранилась с завода характеристика. В трудовой книжке последняя запись в апреле 1945 г. - благодарность за выполнение плана на 420%.

 10 марта 1990 г. Польский консул из Киева в торжественной обстановке, в присутствии зам. пред. Облисполкома г. Харькова вручил мне медаль и удостоверение за участие в 1939 г. в обороне Польши. Этой награды я ждал 51 год. Облисполком Харькова наградил меня Грамотой Советско-польская дружба и значок. В сентябре 1990 г. получил удостоверение к медали за доблестный труд и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны.

Всего у меня рабочего стажа в Советском Союзе около 44 лет. Являюсь ветераном труда с 1977 г.

Просьбу свою мотивирую тем, что такая справка, которую я прошу, успокаивает морально за то, что я невинно пострадал и, нечего греха таить, помогает материально.

В Харьковском Горисполкоме сейчас этими людьми занимаются (репрессированными), а я себя таким считаю.

Я просил в Харьковском Облисполкоме, чтобы на основании Польского удостоверения, что я уже воевал в 1939 г., приравняли меня, как участника Отечественной войны, несмотря на то, что Харьковский Облисполком просил просьбу мою удовлетворить, Облвоенкомат мне в этом отказал.

Еще раз прошу мне в просьбе не отказать.

Заранее благодарю.

14.10.1990 г.              подпись      Купфер Л.Л.[1]

 

 

ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ

 

19.08.1937 г. г.Харьков

 

В дополнение оперативного приказа Народного Комиссара Внутренних дел СССР генерального Комиссара Государственной Безопасности тов. Ежова N 00458 о проведении операции по полякам

 

ПРИКАЗЫВАЮ:

 

Начальнику 3 отдела УГБ ХОУ НКВД -  Старшему лейтенанту Государственной Безопасности тов. Ф. в 2-хдневный срок проработать все имеющиеся литерные дела, списки, дела секретного состава и др. - отобрать и составить оперативные справки на всех лиц, относящихся к категориям, подлежащим аресту.

1. Оставшихся в СССР военнопленных, дезертиров, легионеров польской армии;

2. перебежчиков из Польши, независимо от времени перехода в СССР;

3. политэмигрантов и политобменных из Польши;

4. бывших членов ППС и других польских националистических партий и контрреволюционных формирований;

5. бывших разведупровцев и агентов ИНО по Польше;

6. галичан военнослужащих армии Петрусевича, оставшихся в СССР, а также прибывших в различные годы в Советский Союз.

8. поляков-старослужащих сахарных заводов и других предприятий;

(а.119)

9. бывших контрабандистов и лиц, осужденных в прошлом по шпионским делам и как участники контрреволюционных националистических организаций;

10. клерикально-националистический элемент;

11. выходцы из Польши и погранполосы, в отношении коих имеются компрометирующие материалы;

12. посетители польских консульств;

13. польский контрреволюционный националистический элемент;

14. лица, имеющие родственные и другие связи в Польше, в отношении которых имеются компрометирующие материалы.

15. лица, разрабатываемые по подозрению в польском шпионаже, независимо от их национальности;

16. агентура по полякам и другим объектам (поляки и выходцы из Польши) подозрительная по дезинформации и двойничеству, или не оправдавшая себя на работе.

Выделить группы оперативных работников 3 отдела в составе т.т.: М., К., Б., Б. и К., коим в двухдневный срок лично совместно с помощниками директоров по найму заводов 183, 135, 48, 193 и завспецчастями предприятий энергетики и водопровода проработать весь личный состав этих предприятий с целью выявления лиц, подлежащих немедленному аресту.

2. К 20.08. с. г. составить оперативные справки на установленных по городу лиц, подлежащих аресту и немедленно приступить к операции. Начальнику 2 отдела УГБ ХОУ НКВД - старшему лейтенанту Государственной Безопасности тов. Ч. обеспечить планомерное и эффективное проведение операции.

Коменданту ХОУ НКВД тов. З. совместно с начальником 3 отдела УГБ Старшим лейтенантом Государственной безопасности тов. Ф. обеспечить размещение арестованных по тюрьмам и тюрьподам.

(а.120)

3. Начальнику 3-его отдела УГБ Старшему лейтенанту Государственной Безопасности тов. Ф. 20.08. разослать всем Райотделениям директиву о порядке подготовки и проведения операции.

Одновременно пересмотреть списки арестованных, находящихся на периферии и наиболее серьезных перевести в Харьков...

(а.121)

5. Арестованных по польской операции в районах области сконцентрировать в следующих пунктах: Харьков, Полтава, Сумы, Кременчуг, Купянск, Лубны, Изюм...

7. Начальнику 3 отдела УГБ Старшему лейтенанту Госбезопасности тов. Ф. из числа мобилизованных особучетчиков создать группу для проработки учетных  материалов по полякам в Обкоме КП(б)У , городском РПК, Партколлегии КПК, Обкома МОПРа, Инобюро, облпрофсовете. Истпарте и Архиве революции, архивов польсекций ЧК и Губкома, материалах польклуба, польшколы...

(а.124)

12. Врид. нач. 9 отделения тов. К. проверить все материалы на спецработников, служащих связи, радиолюбителей для выявления подлежащих аресту лиц...

13. Начальнику 2 отдела УГБ Старшему лейтенанту Государственной безопасности тов. Ч. немедленно приступить к проработке всех имеющихся в отделе материалов (установки, результаты нарнаба, материалы “ПК” и наблюдения за “Контрой”, агентурные материалы) для выявления лиц, подлежащих аресту...

14. Нач ОМ За ХОУ НКВД В. учесть всех осужденных за шпионаж, находящихся в тюрьмах, с тем, чтобы реализовать материалы о них в соответствии с директивой Наркома...

13. Начальникам 3, 4, и 5 отделов и начальнику ДТО из числа арестованных определить контингент, могущий дать разворот следствия по выявлению деятельности польских разведорганов и контрреволюционных формирований, немедленно приступить к активной следственной разработке их под этим углом зрения...

(а.126)

Заместитель начальника ХОУ НКВД

Капитан Государственной Безопасности           Р-н

 

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Архив УВД по Харьковской обл. ф.48., 0.1. Приказы по УНКВД по Харьковской обл. Т.5. Копия этого документа была подарена нашему архиву харьковским историком В.А.Золотаревым.

 

Из Дело Дзюбинского”.

Выписка из архивных документов УСБУ по Харьковской обл.

 

1. Дзюбинский Казимир Фердинандович. Родился 4.03.1908 г. в местечке Ярошев Винницкой обл. Поляк. Беспартийный. Из дворян. Образование неоконченное высшее. С 1936 г. директор польской школы г. Харькова. (Жена Стефания, сын Владлен)

 

2. Громицкий Антон Иванович. Родился в 1887 г. в г. Белосток.  (Польша). Поляк. Беспартийный. Слушатель хозяйственных курсов.

 

3. Одинецкий Ян Феликсович. Родился в 1904 г. в местечке Янушполь. Поляк. Беспартийный. Зав. польским клубом в г. Харькове.

 

4. Рачинский Эдуард Карлович. Родился в 1903 г. в селе Снегуровка Киевской обл. Поляк. Беспартийный.  Учитель польской школы.

 

5. Орлик-Леонтович Леонид  Олегович. Родился в г. Варшаве. Поляк. Служащий.

 

6. Абугов Абрам Зеликович. Родился в 1898 г. в местечке Бережна Минской губ. Еврей.

 

7. Вакеман Яков Бенционович. .Родился в 1891 г. в местечке Пшиток (Польша). Еврей. Беспартийный. Зав. складом.

 

8. Петровский Вильгельм Иосифович. Родился в 1906 г. в г. Либава (Литва). Поляк.

 

9. Боровик Александр Петрович. Родился  в 1911 г. в г. Риге.  Поляк. Беспартийный. Кулинарно-кондитерская фабрика.

 

10. Оцешко Владислав Константинович. Родился в 1910 г. в г. Ковно. Поляк. Член КПСС. Пенсионер.

 

11. Каминский Иосиф Иванович. Родился в 1903 г. в г. Риге. Латыш. Моторист завода 183.

 

12. Чаевский Мечислав Брониславович. Родился в 1911 г. в г. Харькове. Поляк. Студент ХИСИ.

 

13. Кризман Макс Мануилович. Родился в 1900 г. в местечке Рену (Польша). Еврей. Член ВКП (б). Преподаватель сельскохозяйственной школы.

 

14. Канарский Сергей Михайлович. Родился в 1900 г. в Варшаве. Еврей. Член  КП(б)У. Директор института советского строительства и права.

 

15. Габинский Стефан Станиславович. Родился в 1889 г. в Варшаве. Поляк. Беспартийный.  Нач. цеха завода 48.

 

16. Лефебр Николай Александрович. Родился в 1900 г. в г. Бела Холмской губ. Поляк. Радиотехник завода 48.

 

17. Петровский Борис Иосифович. Родился в 1895 г. в Латвии. Поляк. Кандидат в КП(б)У. Слесарь ХЭМЗа.

 

18. Любацкий Казимир Янович. Родился в 1901 г. в г. Умань. Поляк. Член КП(б)У. Директор польского клуба.

 

19. Редько Владимир Данилович. Родился в 1912 г. в г. Постова (Польша.) Поляк. Беспартийный. Арматурщик  ХТЗ.

 

20. Вандерман Илья Исаакович. Родился в 1911 г. в Польше. Еврей. Беспартийный. Преподаватель польской школы.

 

21 Питковский Лейб Израилевич. Родился в 1913 г. в с. Ружаны  (Польша). Еврей. Беспартийный. Закройщик обувной фабрики.

 

22. Скопаль Стефан Францевич. Родился в 1907 г. в с. Каменское. Поляк. Техник-конструктор.

 

23. Проневский Константин Иванович. Родился в 1902 г. в г. Вильно. Поляк. Член КП(б)У. Культмассовик в польском клубе.

 

24. Раковский Иосиф Владиславович. Родился в 1891 г. в г. Вильно. Белорус. Беспартийный. Кассир на чулочной фабрике.

 

25. Шульц Александр Александрович. Родился в 1907 г. в г. Риге. Поляк. Член КП(б)У. Арматурщик на ХТЗ.

 

26. Шульц Александр Александрович родился в 1907 г. в г. Ставрополь. Поляк. Беспартийный. Контролер ОТК на велозаводе.

 

27. Граек Израиль Моисеевич. Родился в 1887 г. в г. Лодзь. Еврей. Член КП(б)У.  Ткач на фабрике “Красная нить”,

 

28. Веневский Владимир Николаевич. Родился в 1889 г. в г. Москва. Русский. Член ВКП(б).  Мастер на заводе N48.

 

Указанные лица были арестованы в июле-октябре 1937 г. Обвинялись в принадлежности к польской националистической контрреволюционной организации. Решением НКВД и Прокурора СССР в октябре 1937 г. приговорены к ВМН. [2](Приговор приведен в исполнение.)

Учитывая, что в процессе проверки никаких материалов о шпионской и националистической деятельности не обнаружено, считаю, что решение  Комиссии НКВД и Прокурора в отношении всех 28 осужденных подлежит отмене, а дело прекращению.

 

следователь след. отд. УКГБ при СМ УССР л-т Черноиванов

“согласны”   нач. след. отд. майор Самарин.

                        нач. упр. КГБ по ХО полковник Решетов.

 

                                                           29.08. 1957 г.

 

В архивном конверте с материалами  Казимира Фердинандовча Дзюбинского есть маленькая книжечка на польском языке:

 

Dziubinski

Czytanka dla klasy pierwszej

Ukrderznacmenderzwidaw.1934 g.

 

Дзюбинский.

Читанка для первого класса.

Укрнацмендержвыдав. 1934 г.

г. Харьков.

 

Вот маленький рассказ из этой книжки в переводе составителя.

 

Wspolna sprawa

(Общее дело)

 Феликс и Ахмет не знакомы между собой.

Феликс живет в Харькове. Работает на фабрике “Красная нить”.

Ахмет живет далеко, очень далеко, в Туркмении. Весь день он работает на поле.  Выращивает хлопок.

 Они живут в разных местностях СССР, разговаривают на разных языках.

Далеко друг от друга живут Феликс и Ахмет, но их соединяет общее дело: оба работают на производстве советской хлопчато-бумажной ткани.

Ахмет в колхозе выращивает хлопок.

Феликс в Харькове  делает из хлопка ткань.

 

Семейный альбом Ванды Косовской

 

Косовский Александр Иосифович. Родился в 1895 г. в г. Люблине. Поляк.  Беспартийный. Рабочий. Арестован по обвинению в шпионской деятельности в пользу Польши. Постановлением от 10.11.1937 г. приговорен к ВМН. Расстрелян 20.11. 1937 г.

Реабилитирован 27.06.1963 г.

 

 Косовский Александр Александрович. Родился в 1914 г. в г. Люблине. Поляк. Беспартийный. Рабочий.  Обвинен в проведении разведывательной деятельности в пользу Польши. Постановлением НКВД и Прокурора СССР приговорен к ВМН 16.12.1937 г. Расстрелян 26.12.1937 г.

Реабилитирован 21.06.1963 г.

 

Косовский Станислав Александрович. Родился в 1912 г. в г. Люблине. Поляк. Беспартийный. Рабочий. Постановлением НКВД и Прокурора СССР приговорен к ВМН за проведение  антисоветской агитации 8.12.1937 г. Расстрелян 5.01.1938 г.

Реабилитирован 25.10.1963 г.

 

Косовская Владислава Александровна. Родилась в 1890 г. в г. Люблине. Полька. Беспартийная. Домохозяйка. Как социально опасный элемент, приговорена ОСО при НКВД к 3 годам лишения свободы. Умерла 17.10.1938 г. от воспаления легких по дороге в Новосибирск.

 Реабилитирована 29.10.1962 г.

 

... Из нашей семьи Косовских пострадало четыре человека: отец, мать и два моих брата.  Меня тоже бы эта участь не миновала, но увы!.. Мне всего лишь было двенадцать лет. Но я все уже понимала и все события, которые произошли в нашей семье, я могу с большой точностью описать, ибо это в память вошло на всю жизнь. Начну по очереди, с отца.

Косовский Александр Иосифович родился в 1885 г. в Польше, г. Люблин. Причину, почему он покинул Родину и приехал на Украину, я не знаю, так как была еще маленькая, и запомнилось мне, что мама часто плакала и просила отца: ”Отвези меня домой, туда, откуда ты меня взял.” Жили мы в то  время в г. Днепродзержинске (в то время был Каменск)... Когда отца арестовали, меня и сестры дома не было, мы были в пионерлагере... Когда вернулись домой, то отца уже не было. (Я думаю, это было сделано умышлено). Мы с сестрой очень плакали, думали, что отец умер, т.к. он работал на заводе им. Дзержинского литейщиком. Работа у него была “горячая” и опасная, но после мама нам сказала, что отца арестовали. Мы немного успокоились, т.к. и раньше тоже были случаи, что его арестовывали. Два-три месяца подержат - и выпустят. Так и на этот раз мы думали, что так и будет. Но отец больше не вернулся.  Мама нигде не работала, т.к. мы еще были маленькие: мне было двенадцать, а сестре восемь лет. Работали еще два брата. Жили мы бедно, еле-еле хватало от получки до получки, а иногда приходилось занимать деньги у соседей  Мама рассказывала, что, когда забирали отца, был тщательный обыск, забрали польские книги, письма из Польши, искали деньги и золото.

Через некоторое время ночью, в два часа, пришли и за братом (Александром). Опять то же самое: он плакал, вырывался, хотел попрощаться с нами, с мамой, но они не дали даже разговаривать, увели его в машину , и больше мы его не видели. Через месяц мама взяла нас за руки, пошла в милицию просить, чтобы дали свидание, и узнать, за что взяли отца и брата, но нас вытолкали и сказали, что с врагами народа свидания  не разрешаются. Брат, Косовский Александр Александрович, работал изолировщиком в силовом цехе на заводе им. Дзержинского.

Остался один кормилец. Это брат Косовский Станислав Александрович. Средств для существования не хватало, рРешила идти работать мама, но ее никуда не принимали, она считалась жена врага народа.  Я в это время училась в польской школе, в пятом классе. В классе у нас тоже дети приходили заплаканные, у большинства детей были забраны отцы. Учительница, Добичевска Евгения, как могла, нас успокаивала, а иногда и сама плакала с нами. Заниматься с каждым днем было все труднее, на занятия часто приходили с кусочком сухого хлеба, т. к. из дому взять было нечего. В воскресенье мы с мамой ходили на базар, продавали комнатные цветы, которых дома было много. Мать очень любила цветы. Продавали, чтобы купить хлеб, т.к. брата денег нам не хватало.

 И вот ночью (числа не помню) снова пришли, вернее, приехали на двух легковых машинах двое мужчин в штатском и одна женщина, - и стали делать обыск. Станислав Александрович занимался в свое время скульптурой из камня. Я как сейчас помню:  большое дерево, вытесанное из камня, и два пограничника - один с собакой, другой с биноклем и с протянутой рукой. Затем была из черного мрамора сделанная чернильница с чертом, который заглядывает вовнутрь. Затем из белого камня ... Долорес Ибаррури с флагом на поле битвы. При обыске внимание привлекла чернильница, и женщина начала выстукивать ее молоточком, перекидывать на все стороны, а мужчины стали требовать у матери, чтобы показала, куда спрятала золото. А была у нас маленькая собачка, комнатная. Вся беленькая и пушистая, и она все время выбегала из-под кровати и лаяла на неопрошенных гостей, когда они двигались по комнатам. А комнат было две, и женщина крикнула на одного: “Да убери  ты эту тварь!” И мужчина у нас на глазах убил пинком ноги это невинное существо. Я и сейчас без слез не могу  вспоминать эту картину. А когда собака начала кончаться, он наступил ногой на голову и раздавил ее. Мы с сестрой очень плакали, кричали, но они крикнули, чтобы мы замолчали, а то и нам будет то, что этой собаке. Брат наблюдал всю картину обыска, и когда услыхал про золото, взял топор и побил все скульптуры на мелкие части. После этого они предложили брату собираться, а также матери и нам. Я спросила, что мне брать с собой. Они ответили, что ничего, кроме книг для школы, но я как будто чувствовала, что уже никогда никого не увижу, и кроме книг, сняла из рамок фотографии, где были сфотографированы отец, мать и сестра, затем фотографию старшего брата со мной, затем с рабочего пропуска маленькую фотографию младшего брата, т.к. большой не было, и фотографию мамы.... Эти фотографии у меня сохранились до сегодняшнего дня. Мама тоже мне сказала, зачем я это делаю - ведь завтра она будет дома вместе с нами.

Нас повели к машинам. Брату надели наручники и повели к одной машине, а меня, сестру, маму и одного мужчину - в другую машину. Это было ночью, но ночь была светлая - или от фонарей или от луны - но запомнился мне легкий снег, который я видела в окно. Мы подъехали к милиции. Машины остановились, дверь открыли и стали вытаскивать маму. Я ее не пускала, кричала, плакала, кусала их за руки, била ногами; сестра плакала, кричала: ”Мама, не уходи!” Тогда с другой стороны подошла женщина, а другой мужчина повел брата. Из милиции вышли еще  милиционеры и силой вытянули маму у нас, закрывая нам рты, чтоб мы не кричали. Затем маму повели в одни двери, а нас в другие. Не дали попрощаться.  Больше мы свою маму не видели, кроме как на фотографии, которую, наверное, сам Господь подсказал мне взять.

В комнате, куда нас завели, было уже человек двадцать-тридцать детей. Затем еще приводили - больших и маленьких. До утра мы сидели на стульях, которые стояли возле стен. Некоторые лежали на полу, их сморил сон. Утром приехали крытые брезентом машины. Нас погрузили и повезли по детдомам. Я, сестра и со мной еще двадцать душ были вывезены в город Днепропетровск, в детдом N2. В детдоме было много детей, и директор был недоволен, что еще прибыло пополнение. Так мы очутились среди детей беспризорных, воров и хулиганов. В этом детдоме мы пробыли недолго, т.к. он был переполнен. Месяца через два-три нас повезли в детдом в Борзну. Там был раньше, видимо, детсад, т.к. были маленькие кроватки, столы и стулья. Там мы устроили бунт, требуя вернуть нам родителей. Через две недели приехали две крытые машины, и нас повезли в детский приемник закрытого типа. Это был монастырь, огороженный двухметровым забором, наверху проволока, через каждые двадцать метров - часовой с винтовкой. После узнали, что детприемник находился на окраине города..., а недалеко была огромная тюрьма. Мы, старшие дети, ночью через подкоп под забором пролезали и бежали к тюрьме, в те дни, когда выводили политзаключенных. (Но это уже другая тема.)

В приемнике младшие дети учились, а мы нет. Мы работали в мастерской, делали ридикюли. Пробыли мы там год. За этот год я три раза убегала. Два раза сама, один раз с сестрой. Ехали поездом домой, но квартира была опечатана. И мы заглядывали в окна, плакали, звали маму, думая, что она вернулась домой и ищет нас. Два-три дня находились у соседей, а потом опять ехали в нашу детскую тюрьму. Через год нас перевели в следующую тюрьму, в г. Путивль, Сумской обл. Опять был бунт, голодовка, плач, крик: ”Верните нам родителей!!!” Но директору сказали “перевоспитывать” нас. И нас “перевоспитывали” старшие воспитанники, которых мы называли активистами и которые были даже комсомольцами. У меня сохранились фотографии этого детдома. Мы не хотели идти  в корпус, ночевали во дворе, отказывались от еды. Но время взяло свое, и в конце концов, нас покорили, и мы успокоились. По вечерам пели  детдомовские песни, одну из них помню до сих пор:

 

“- Куда, мама, едешь, куда уезжаешь?

На кого ты, мама, меня оставляешь?

- Оставляю тебя на людей, на Бога,

Если жива буду, то не забуду,

А заболею - письма слать буду”.

***

 

Гроб сколотят из старого теса,

И оденут детдомовский халат,

И никто обо мне не заплачет

Ни отец, ни родная мать.

Ах, зачем я на свет народилась!

Ах, зачем родила меня мать!

Лучше б в море меня утопила,

Чем в детдомовскую жизнь отдать!”

***

Эти песни запрещали нам петь, но мы все равно пели, тихо со слезами на глазах. Про детдомовскую жизнь могу много чего написать: там мы научились и блатным песням, там мы поняли сиротскую жизнь, там научились быть и жестокими и добрыми, мы узнали, сколько стоит фунт лиха.

 Чтобы я могла лишние года побыть в детдоме, мне уменьшили годы - не с 23 года, а с 25 года рождения. В детдоме я окончила восемь классов, и в 1940 г. меня отправили на производство в Баварию, в Харьков. Но это уже другая тема.

 Тут я написала первое письмо в Москву, узнать о своих родителях. Через некоторое время меня вызвали в Харьков, ...на меня кричали, стучали кулаком: как это я посмела написать письмо в Москву, самому тов. Сталину, и спрашивать о родных! Но, все-таки, ответили, что пришел ответ: мои отец, мать и два брата сосланы в дальние табора на 10 лет без права переписки.

Затем - война. Это уже другой отрезок моей жизни.

После войны я опять пишу в Москву о родителях. Мне ответили, что мои родители и братья - враги народа, и посоветовали от них отказаться. Но я не отказалась, настояла, чтобы мне сообщили, где они находятся. Тогда я получила похоронки, что они умерли от болезни. Затем уже, через много времени, я получила справки о их реабилитации и справку на права и льготы семьям реабилитированных родителей. Но даже в Москве не знали, какими льготами я пользуюсь. Мне ответили: “Кто вам такую справку дал, тот пусть вам и ответит”. Затем я написала в Днепродзержинск письмо, узнать, какая судьба постигла моих родителей, и какая вина была им предъявлена. Ко мне приехал представитель из Харьковского КГБ и прочитал, в чем были виноваты мои родители, и что они расстреляны, а мать во время этапа простудилась и умерла. Тогда я потребовала, чтобы мне выслали свидетельства, что они расстреляны, что я и получила.  Затем я опять написала в Днепродзержинск, уже в 1992 г., что очень хотела бы хоть перед смертью познакомиться с их обвинительным делом. И мне выслали в КГБ, куда меня вызвали, и я познакомилась со всеми четырьмя делами. Кое-что выписала, чтобы сообщить сестре.

... Кроме этого, высылаю вам копию свидетельства о моем рождении, которое мне выслали из Польши. Так что я сама теперь не знаю, какого я года рождения, и где написано правильно. Когда меня выпустили из детского дома, мне дали справку, что я родилась 5.05.1925 г. в г. Одессе. Директор детдома в Путивле (фамилию забыла) сказал мне, что тебя надо было выпустить уже два года назад, но т. к. ты вместе с сестрой находишься, мы уменьшили тебе года в справке, и написали, что ты родилась не в Польше, а в Одессе, как и твоя сестра, и скрыли твое происхождение, чтоб тебе легче было поступить учиться (в справке было написано, что я украинка, и не Ванда, а Валя). И я по такому паспорту прожила до 77 года. Пока не получила настоящее свидетельство о своем рождении. Все свои данные я знала хорошо, написала в Польское посольство, спросила, что надо для того, чтобы получить свидетельство о рождении. Они мне ответили, выслали две анкеты с вопросами: одна на польском, другая на русском. Я их сама заполнила, т. к. до сих пор помню польский язык, хорошо читаю и пишу; и отослала их по указанному адресу. А через месяц получила свидетельство о рождении, поменяла паспорт, ибо сейчас, кто я, чья дочь, кто мои родители и как они умерли, никого не интересует, да и я сама хочу умереть с законным именем, скрывать свое происхождение мне не приходится...

 

Перевод с польского

 

Польская Народная Республика

Воеводство Люблин

Бюро Гражданского состояния в Люблине

 

Краткая выписка из акта о рождении

 

1. Фамилия  Косовская

2. Имя (имена)  Мария-Ванда

3. Дата рождения  1 января тысяча девятьсот     двадцать третьего  1923 г.

4.. Место рождения  Люблин

5. Фамилия и имя (отца)  Косовский Александр, профессия - рабочий.

6. Фамилия, полученная при рождении  Косовская

7. Имя и девичья фамилия (матери)  Сковронек

профессия - - - - - - - - - - - - -

 

Удостоверяется верность вышеприведенной выписки из акта о рождении за  1-29/1923 .г. Люблин, дня 30.07.1976 г.

Заведующий Бюро Гражданского Состояния, магистр Александр Гатнер. За зав БГС   подпись

печать Бюро Гражданского Состояния в Люблине.

Настоящий перевод на русский язык с представленного мне подлинника на польском языке произвела я, нижеподписавшаяся, переводчик     подпись / Орлова З.М.,/

 

Черное платье вдовы Тиграна Ханикьяна

 

Ханикьян Тигран Артемович, 1897 г.р. Армянин. Завмаг. Арестован 17.02.1938 г. Расстрелян 28.04.1938 г.

Реабилитирован 12.06.1986 г.

Вместе с ним по делу проходило еще 47 человек. Все эти люди - армяне, все были расстреляны, как “члены контрреволюционной националистической дашнакской организации и т. п.”, а  впоследствии реабилитированы.

Вот строки из письма его сына:

 

...В 1947 г. мама отправилась в Москву, в (Управление) ГУЛАГ, с просьбой сообщить о судьбе папы. Помню, что мама и я (по вызову) пошли на улицу Бассейную.  Долго ждали в приемной. Когда вошли в комнату, там было двое военных с погонами. Интересовались нашей жизнью. Говорили, что папа жив. На мамин вопрос, когда папа вернется, как бы шутливо советовали маме  выйти замуж, “а мы его там женим”. Так мы и ушли.

У мамы надежда, что папа вернется, сохранялась вплоть до момента,  когда я получил справку-свидетельство о смерти.

После того,  как было выплачено пособие, она на эти деньги сшила себе черное платье и попросила, чтобы она была в нем одета, когда умрет...


[1]В начале 90-х годов Л.Л. Купфер репатриировался в Израиль.

[2]ВМН - высшая мера наказания - расстрел.

Free Web Hosting