Вступление переводчика

Наша семья репатриировалась в Израиль феврале 1995 года и поселилась в Кфар Сабе - уютом зеленом городке недалеко от Тель Авива.

Примерно год спустя мой муж Илья, как обычно, в пятницу отправился на рынок за овощами. Мы тогда покупали овощи раз в неделю – большой картонный ящик. Стоя в очереди к прилавку, Илья обернулся и увидел позади себя пожилую женщину с единственным пучком редиски (или укропа) в руках. Естественно, он пропустил ее вперед. Женщина ответила ему: «Благодарю! Сразу видно истинного джентльмена!». И тут подошел ее муж, свободно говоривший по-русски. Он представился, как доктор Мордехай Зив (или по-русски Матвей Исаакович).

Так началось наше знакомство с супругами Зив-Либерзон[1]...

«Поляки» - т.е., польские евреи, выходцы из Польши... Интеллигентность, душевное благородство, уникальный заряд активной доброжелательности, любовь к жизни, мягкий юмор...

В 1941 году Мордехай Либерзон жил со своей семьей в Ковеле, откуда в самом начале войны бежал на восток. Его семья осталась и погибла. Позже он поступил на медицинский факультет в Самарканде, окончил три курса, был призван в Красную Армию, вместе с советскими войсками вошел в Польшу. Там он познакомился со своей будущей женой, Ядвигой, которую тогда называли Ядзей. Ее семье удалось бежать из Варшавского гетто, спрятаться и выжить... Обо всем этом вы прочтете в ее книге.

В 1949 году Ядвига с Мордехаем репатриировались в Израиль, где родилась их единственная дочь Кеня. Доктор Мордехай стал известным гинекологом. Выходя на пенсию, он подарил все оборудование своего частного кабинета «русскому» врачу, новому репатрианту. Тот был очень взволнован, не знал, как благодарить: «У меня просто не хватит денег, чтобы с вами расплатиться!» «Не нужны мне твои деньги! – ответил старый доктор, - вместо этого обещай мне, что если придет к тебе на прием бедная репатриантка, то ты возьмешь с нее столько, сколько она сможет заплатить, а если ей вообще нечем будет платить – лечи ее даром! И это будет твоей платой!»

В том же самом 1996 году мы провели свой первый настоящий Седер-Песах в доме у Ядвиги и Мордехая. Широкий стол в просторной, ярко освещенной гостиной был накрыт белоснежной, безупречно отглаженной скатертью и торжественно сервирован. Горели свечи в серебряных подсвечниках. Доктор Мордехай, сидя во главе стола, читал Пасхальную Агаду, переводил и объяснял ее содержание приглашенным «русским». В тот вечер он казался мне щедрым и величественным, как настоящий царь. Угощение, которое приготовила на Седер-Песах Ядвига – традиционно ашкеназийское, обильное и великолепно украшенное, - было выше всяческих похвал. Ядвига, несомненно, была душой этого прекрасного дома и этого прекрасного праздника. Когда вечером все гости вместе с хозяевами вышли на улицу, то взглянув на небо, увидели полную луну в тускловатой красно-бурой дымке. Начиналась военная операция в Ливане...

А через три года мы снова получили от семейства Зив приглашение на Седер-Песах. Но на этот раз не к ним, а к их дочери Кене, которая жила со своим мужем и детьми в одном из близлежащих поселков. Никогда прежде мы не были в этом доме и нам там очень понравилось. Все выглядело основательно и в то же самое время уютно – большой рояль в гостиной, пасхальные свечи, старинный комод, отлично написанные маслом портреты родителей, другие «качественные» картины. Повсюду цветы. Угощение, естественно, приготовила Ядвига – «гефильте фиш», какие-то фаршированные куры, бульон с «кнедлах», различные виды мяса, салаты и т.д. и т.п. Кроме всего прочего, Ядвига украсила стол композициями из живых цветов.

- Ах, что за прелесть! – восклицали гости. – Кто же это сделал?

В тот вечер компания за столом собралась довольно пестрая. Кроме детей и внуков нашей почтенной пары, было еще несколько приглашенных семейств. В большинстве своем, такие же, как и мы, русские репатрианты - подопечные Ядвиги и Мордехая. Не все были между собой знакомы и потому общая беседа сама собою склеиться не могла. Эту беседу создавала, поддерживала, украшала и расцвечивала своим юмором Ядвига. Гости уселись вокруг нее кружком, отзываясь смехом на ее шутки или отвечая на ее вопросы. Мало-помалу мы начали проявлять и собственную активность.

- Скажите, а тогда, при немцах, когда вы жили в гетто, когда вы прятались, вы тоже шутили? - спросила я.

- На улице, конечно, мы не шутили, не смеялись. Только, когда оставались одни, когда никто не слышал. Мы смеялись над собой, смеялись над своим положением. Только этим и спасались. Иначе бы мы погибли...

Разговор зашел о кино. В то время был очень популярен фильм «Жизнь прекрасна»: об итальянских евреях во время Второй мировой войны. Сама я этот фильм тогда еще не видела, но те, кто видел, расхваливали его на все лады. Ядвига слушала без улыбки, и наконец, отрицательно качнув головой, произнесла:

- Вы знаете, я, вообще, не могу читать о Катастрофе… не читаю эти книги. Не могу смотреть фильмы… Как будто все переживаю заново. Не могу… А этот знаменитый фильм я все-таки решила посмотреть. И знаете, что я вам скажу! То, что там показано — неправда. Так не могло быть!

- Ну почему же? Мне кажется, все выглядит вполне достоверным.

- О нет! После тех гееномов[2], через которые мне довелось пройти, я могу вам сказать: из подобных вещей нельзя сделать шутку. Не-воз-мо-жно. Не дано. Вы понимаете?

- Но это же не шутка… это смех сквозь слезы! Когда выходишь из зала, знаете, вот тут - в горле - стоит ком.

- Послушайте меня: когда людей отправляют в газовые камеры… из этого нельзя сделать игру… это невозможно. У меня ведь тоже был маленький братик. Когда началась война, ему было четыре года. Мы жили в трех разных гетто, потом мы прятались — я вам рассказывала - два с половиной года! Представляете, мы сидели запертые, возле свинарника, выглядывали наружу только через узенькую щелочку. А брат был совсем еще маленький мальчик, совсем маленький, и нам тоже хотелось доставить ему хоть какую-то радость… хоть какую-то радость! А там, на улице, знаете, - снег, мальчики играют: бросают снежки, бабу лепят, и братик просит: «Мне бы хоть одним пальчиком снежок потрогать! Только одним только пальчиком!»… И что вы думаете! – он ведь уже все понимал. Когда он заболел тяжелой скарлатиной... маленький ребенок, высокая температура, - но он знал, что нельзя ни кашлять ни плакать... ни кашлять ни плакать! Я рассказываю об этом современным школьникам, когда меня приглашают на День Катастрофы. Они внимательно слушают. Но самое большое впечатление всегда производит история про Мушку.

В 2009 году Ядвига (Ойхевед) Зив-Либерзон-Кучинска выпустила книгу воспоминаний, которую назвала: «Это снова я». В этой книге она рассказала обо всей своей жизни, а я перевела первые десять глав — о ее детстве, юности, о Катастрофе, о том, что произошло с Ядвигой и ее близкими в Польше, до их репатриации в Израиль.

В этих главах вы также сможете прочесть историю собачки Мушки...

[1] Репатриировавшись в Израиль, он сменил свою ашеназийскую фамилию Либерзон на ивритскую Зив.

[2] «гееном» – Геенна Огненная