|
|
|
|
|
Суд окончен давно и готовы бумаги.
Значит, нам суждено жить с тобой в Дубровлаге,
По сигналу вставать, дожидаться отбоя,
Дни неволи считать, дни неволи считать
Суждено нам с тобою.
Здесь и ночью и днем мысли голову кружат.
Стиснув зубы, молчи, чтобы не было хуже,
И не мучай души сожаленьем напрасным –
Это строгий режим, это строгий режим
Для особо опасных.
В. Ронин
Рассвело. Туман совсем рассеялся - и стальные гиганты предстали взору во всей своей красе. Часиков в десять начали уводить куда-то женщин. Денек солнечный, теплый - но несло влажной прохладой. В томительном ожидании очередной паечки и загадочного будущего в душе каждого заключённого скребли чёрные кошки. Солнце, описав полукруг, неумолимо катилось к закату. Уже надоело смотреть на качающиеся на волнах пароходы, надоели буксиры со своими баржами и норовистые катера, которые, как муравьи, путались между шаровых великанов.
Лишь поздно вечером вызвали наш яйский этап и загнали в большущий двор.
Завели в баню, сдали одежду в дезкамеру. Человек тридцать парикмахеров принялись соскребать бритвами волосы с головы и иных мест. После гигиенической обработки полилась из душевых сосков горько-солёная вода. Грязь вместе с мылом комками собиралась по телу, особенно, на плохо побритой голове, - вода, как от гуся, отскакивала. Прошло пяток минут этого мучения, и воду, вообще, закрыли. На ропот и возмущение этапников вбежали лагерные «придурки» с широкими «воспитательными» ремнями в руках и принялись хлестать нас направо и налево, а ремни змейками извивались и приставали к нагим телам, как родные. Не беда, что этапники остались грязные после бани, где тут наберешься тёплой воды для мытья - задача обслуги прожарить одежду в дезкамере, волосы побрить так, чтоб ни одна вша не зацепилась, а от лобковых вшей предлагали керосинчик. Дезкамера работала по всем правилам инструкции, кто сдавал по неопытности или по ошибке ремни, шубы, резиновые вещи - получали назад корявые сухари.
Вывели из бани - кругом темнота. Невдалеке по зоне блуждали светлыми лучами мощные прожекторы: приближался луч света - в царство света попадали, а удалялся - в аду тьмы оставались. Иногда совсем близко было слышно рокотание пулемета. А когда подвели к огромным (царским) воротам, мы поняли, что эти прожекторы рыскали по зоне огромной пересылки и на угловых вышках, на высоких деревянных заборах периодически постреливали пулемёты.
*****
Как и везде у вахты, вызывали строго по картотеке, тщательно обыскивали и загоняли в зону пересылки. Здесь же у вахты встречали нас по-новому свирепые и нахальные «блюстители порядка», а попросту «суки». Накинулись на нас, как на отару баранов: ощупывали вещи, заплатки, рубцы, пояса брюк - заставляли разуваться. Здесь не проходили никакие «заначки» - искали «суки» и все отбирали, что им нравилось. Стравинский долго копил на Яе деньги, питался на пекарне, его паечку продавал для него сторож, а ему ежедневно вручал пятёрочку. А теперь нашли несколько тысяч, забрали, да еще с насмешками плюх навешали: мол, не умеешь прятать, «ржавый кнехт». Посадили нас по пятеркам.
Всех внимательно осмотрели, словно цыган лошадь покупал, приглядывались внимательно и ко мне. Я ведь был «по-жигански» одет. Но я надвинул свою кубанку на глаза, сделал «бледный вид», втянул голову в плечи и прижался к своим этапникам.
- Да что вы рыщите?.. Это же «контрики»... вон сзади «цветные пончики» нас поджидают.
- Встань, гидра!.. Вперед!..
******
В бараке клопы напоминали, что они очень уважают свеженьких жильцов.
- Пойдем на улицу спать! – предложил симпатичный паренёк. - Твою шубу подстелем, а моей шинелькой укроемся, здесь от этих насекомых-людоедов нет спасения.
Утром разделались со своим рационом, и пошли с новым другом Гошкой Клюевым заглядывать по зоне пересылки. Из этой огромной пересылки отправляли этапы на Колыму, Чукотку, в Верхоянск и иные северные районы.
С одной стороны пересылки была размещена уже знакомая баня и рядом - рабочая зона тысячи на две. С противоположной стороны, через три ряда колючей проволоки - триста метров вспаханного и аккуратно забороненного пространства, а потом снова три ряда колючей проволоки, она-то и окутывала женскую зону на десять тысяч невольниц.
У рабочей зоны за высоким деревянным забором спрятаны два барака - это БУР пересылки. В одном бараке отбывали наказание штрафники, во втором бараке находились каторжане. Они имели по двадцать пять лет сроку. Когда зеки говорили между собой, им запрещалось обращаться друг к другу по фамилии, только по номеру на одежде.
В конце лагеря, за густой в квадрат колючей проволокой расположена зона усиленного режима. ЗУРовцы, прильнув к колючей проволоке, стояли, как живые трупы, с протянутыми ржавыми консервными банками и умоляли пересыльников принести водички.
Мы с Гошкой приблизились к проволоке, но дежурившие по углам вышибалы с большими «будками» зарычали, как настоящие псы, размахивая увесистыми палками:
- Вы куда, «поносники»?.. Держите их!.. Держите!..
Рванули от ЗУРа и опомнились аж на «хитром базаре». Там мы обменяли Гошкин кавалерийский бушлат (венгерку) и брюки на четыре изрядные кормовые морковки, перекинутые через запретную зону пересылки. Чуть заморили червячка. А под вечер, когда рабочие бригады пришли с работы, подошли мы с Гошкой глазеть к этой зоне.
Оттуда перекидывали хлеб, узелки с табаком, сырой картофель, бумагу, крупу с узелками - и всякую съедобную всячину. А с этой стороны летели на ту сторону связанные в узелки добротные костюмы, пальто, сапоги, американские хвостатые рубашки - все то, что можно было вынести за зону и продать гражданскому населению. Вдруг Гошка словно взбесился, принялся истерически кричать:
- Ге-нка!.. Ге-нка!.. Ге-нка!.. Вон тот, в японском плаще!.. - лепетал он, дёргая меня за рукав. - Это мой одноделец!
- Да это наш нарядчик! - сообщал паренёк из-за проволоки.
- Дружище, будь добрый, позови его! Скажи, Клюев зовёт!
Парень с неохотой побежал сообщить приятную новость своему лагерному начальничку. Генка, приближаясь, приветливо махал рукой.
- Здорово, «Котик»! И ты сюда попал?..
- Да? Гена... Выручай... Проверни там что-нибудь, чтоб меня и моего друга перевели в рабочую зону!
- Так это «Котик», легче всего! Сегодня я буду набирать на пересылке две бригады на сортировку аммонала... Как твоего друга фамилия, статья, срок?..
- Овчаренко Павел Григорьевич, 58-10, восемь лет, три поражения! – без запинки ответил я.
- Вот и отлично, первыми будете в списках. А ты, «Котик», будешь бригадиром.
«Чего он его «Котиком» величает? Ведь его же Гошкой звать!» - думал я, но не спрашивал своего друга.
- Меня больше не вызывай к запретной зоне! Знаешь, здесь стукач на стукаче!
И зарычал, удаляясь от запретной зоны: «А ну «шики-брыки», цыплята, утята - топайте от запретной зоны!.. В кандей захотели?..
Я помню, берёзы, вас в зоне,
Вы были и в этом краю.
И вечером в лагерном звоне
Вы жизнь украшали мою.
Лагерная песня
|
|
|
|
|
