|
|
|
|
|
А мне – бредущий сквозь пургу этап
И гибель тех, кто болен или слаб,
И хлюпанье болота под лежневкой,
Стрелок на вышке, бдительный конвой,
И шмон, и вставший на поверку строй,
И автомат, что взят наизготовку...
Не долго мы с Гошкой ротозейничали по зоне пересылки. На следующий день бригада Клюева ехала на грузовике сортировать аммонал за колючей проволокой в лощине сопки, в километрах пятнадцати от Бухты Находка. Взрывчатка лежала в рыжих бумажных отечественных мешках и в белых американских - хлопчатобумажных, с красивыми эмблемами тигров, львов, обезьян... Эти скирды аммонала были накрыты огромными брезентами. Нам дали задание разрыхлять слежавшийся аммонал - пересыпая из мешка в мешок. Нормы никто не спрашивал. За работу вечером мы получали к пересыльной пятисоточке еще двестиграммовую прибавку и лишний черпак баланды. Пыль аммонала ужасно разъедала тело, и бригадинки стали смахивать на индейцев - краска эта не отмывалась никаким мылом. Но вскоре бригаду перевели в порт разгружать и нагружать пароходы. Приходили пароходы с живым грузом - то ли с японцами, то ли с возвращающимися на Родину из Америки военнопленными. Рассказывали военнопленные – приезжали в Америку советские агитаторы и говорили: «Товарищи, возвращайтесь, Родина вас ждёт!» Возвратились – и сразу из трюма в лагеря. Бывало, прибывали с Колымы отбывшие срок – тогда нас снимали с работы и уводили за сопку.
Самыми удивительными были колымчане: они с дикой жадностью набрасывались на торговок зелеными перьями лука, покупали лук изрядными пучками и тут же без хлеба и соли поедали, наводя дикий ужас на нас, кандидатов на Север.
Военнопленные были побогаче золотоискателей Колымы. Многие солдаты были шикарно одеты - в модных американских рубашках, при галстуках, в шляпах. Их по домам не распускали - тех, кто не попадал под статью как изменник Родины, НКВДисты тоже отравляли без паспорта на далёкую Колыму. Только честным трудом на рудниках, приисках, лесоповалах они могли доказать свою преданность «Матери-Родине», доказать, что они достойны быть гражданами СССР. Здесь сроку нет - некоторым придется всю жизнь доказывать, и жизни не хватит, чтоб доказать, что ты не осёл. Так считала мудрая партия – «наш рулевой», так считал палач русского народа двадцатого столетия – Берия, так считал мудрый отец всех народов, великий из великих кирзовый сапог.
******
Во второй декаде мая 1946 года бригаду перебросили на продовольственные и вещевые склады. На территории складов лежали кучи трофейного японского обмундирования, и нашего, с раненых красноармейцев с несмываемыми пятнами крови. Бригадники приоделись: кто в наше, кто в японское обмундирование. У каждого барака завелись запасы в вещевых мешках. Я рыскал по складу за двоих, ведь Гошка - бригадир, ему нельзя бросать бригаду. Приходили с работы, приносили кто муку, кто крупу, кто горох - меняли на хлеб и сахарок. Сотворим с Гошкой тюрю, если доставали табачку – закуривали, иногда сытно, а иногда и впроголодь ложились. Так и проходили летние погожие теплые деньки сорок шестого года.
Бывало, выдавался тяжелый день. Тогда я приносил муку – месил тесто и варил галушки у электрического столба. Уважаемый читатель, не улыбайтесь скептически - вам повествует не какой-то барон Мюнхгаузен. Ведро я достал, хотя и ржавое, из-под мазута – но не беда! Чуть-чуть вычистил песком - для таких панов, как мы с Гошкой, пройдёт. Розетка - на столбе. Кое-как насобирал кусков провода на территории склада. Соединил. Хоть и разное сечение и разнообразный металл: и медь, и алюминий, и металлическая проволока - не беда, дело пошло. Только надо строго следить, чтоб металлический провод и кусок железа, который в ведре варится, как топор у того солдата из сказки, - чтоб они ни в коем случае не сотворили замыкания со стенкой ведра. Двадцать-тридцать минут - и вода кипела, аж на столбах свет краснел по территории зоны склада. А я бросал крупные куски теста. Проходило время, и галушки готовы. Смеялся я в душе над теоретиками: вот чудаки, и напишут же такое - что на разных сечениях проводов нельзя сварить галушек. Но однажды замесил жидковатое тесто, и галушки разварились, превратились в затирку. Только затирка стала закипать,- вдруг, замыкание в ведре, свет покраснел по всей зоне, где-то перегорели пробки на столбах, и воцарилась на складах непроглядная темнота. Конвоиры заволновались, я быстро замаскировал своё ведро в мешки с галямом, нас собрали вместе и увели в лагерь рабочей зоны.
Следующей ночью, во время работы подъехал к складу оперативник на машине, вызвал Клюева, меня и Гришко Ваню, - посадил нас в «Бобик» и увёз. Мне, государственному преступнику, второй раз посчастливилось ехать в легковой машине: великая честь и роскошь для врага народа.
Здесь было мало виноватых,
Здесь было больше – без вины...
А. Жигулин
|
|
|
|
|
