|
|
|
|
|
... И снова стоны в краю моем,
в немых кайданах,
Не кончились в тридцать седьмом
на магаданах
И я, и я, потом, потом,
в сорок шестом,
стою один с оглохшим ртом,
в бушлате рваном.
Григорий Поженян.
«Бобик» подкатил к пересылке. Автоматчик оперуполномоченного завёл нас в пропускную будку и сдал дежурному надзирателю вместе с сопроводительными карточками.
Нас отвели в ЗУР. Здесь паечки-четырехсоточки и раз в сутки штрафной пол-литровый черпак прозрачной шулюмки. Клопов неисчислимое количество. Они беспрерывно гастролировали по телу, как трёхлетние рысаки. На улице спать не разрешали. А в бараке лёжа тоже не поспишь, не хватало места. Один раз в сутки заносили кадку воды. Нас, человек двести, теряя сознание, безумно набрасывались на бочку с прозрачной водицей со своими ржавыми консервными банками, которые заменяли и кружку, и чашку, и миску, тарелку. Староста ЗУРа разливал водичку в банки увесистым черпаком, который ходил и по головам. Но невыносимая жажда заставляла терпеть и унижения, и оскорбления, и синяки. Помощники, которые приносили эту воду, рыскали по тылу толпы и колотили палками по спинам, чтоб не напирали на бочку. От такой кутерьмы вокруг бочки поднималось облако густой пыли, иногда мне хотелось броситься на "воспитателя" с палкой в последнюю смертную схватку, но «придурки» как чувствовали или читали в моих глазах что-то роковое. Замахивались на меня, а ударяли соседа. Раздавали одну кадку воды - и больше не приносили до следующего дня. Жажда забивала даже голод и мучила ещё сильней - приходилось становиться у проволоки и просить пересыльников, как когда-то просили нас с Гошкой замученные ЗУРовцы. Но не каждый заключенный сочувствовал изнуренному горемыке, а иной просто боялся, чтоб самому сюда не угодить. А "шкодники" – бывало, возьмут эту баночку, и поминай, как звали - променяют на "хитром базаре" на недокурок или бумажную на закрутку цигарки. В ЗУРе негде и бычка стрельнуть, кругом «вшивота» - это большая удача и величайшая роскошь потянуть разок-другой табачного дыму за плотной колючей в квадрат проволокой.
В эти невыносимо тяжёлые долгие дни, когда жгучие лучи солнца донимали своим назойливым теплом, все на свете казалось противным и тягостным. Иногда мы вспоминали рабочую зону, вкусную тюрю, сколько там вещей осталось в бараке, - и строили догадки: "За что нас забрали в ЗУР?". И приходили к выводу: "Какой-то «стукач» донёс, что пробки на складе перегорели тогда по вине "галушников".
Всегда на рассвете я выползал из барака, приспосабливался у проволоки и просил, чтоб принесли водички. Дико казалось, если кто брался принести беспомощному "доходяге" баночку водички. А баночка маленькая - выданная для получения шулюмки. С жадностью припадал я потрескавшимися губами к замусоленной ржавой баночке и с величайшим наслаждением смаковал маленькими глоточками эту вкуснейшую во всем мире водичку - и казалось мне, что тот, кто принес эту жижу - самый лучший друг на всём белом свете.
На восемнадцатый день этой сверхкаторги в ЗУР пожаловала маленькая комиссия и выписала двадцать семь «величайших преступников» из этого ада. Это были тени в кожаных мешках. За восемнадцать дней я сбросил восемнадцать килограммов весу. В ЗУРе я ни разу не умывался, и лицо от жары и от грязи покрылось какой-го рыбьей чешуёй - и ужасно заросло рыжим волосом, несмотря на то, что я был шатен.
Только выпустили за ворота, все словно взбесились, ринулись подальше от ЗУРа.
- Стойте!.. Остановитесь, безумцы!.. Куда же вы? - шумел нарядчик. – Я же вас на карандаш не взял!..
Разве это враги,
Что сражались в Карпатах?
Защищали детей
И седых стариков...
|
|
|
|
|
