Шестой день в Италии
Ранний
завтрак в «Le Padovanelle” был выше всяческих похвал – столько разнообразной пищи,
обильной, вкусной
и красивой! - ешь не хочу. Само помещение столовой тоже красивое,
светлое,
просторное; изысканный дизайн; безупречные скатерти, посуда… И публика
там
внутри находилась соответствующая – подтянутые мужчины в европейских
костюмах-тройках, все при галстуках, в начищенной обуви; дамы - под стать мужчинам, элегантные. И ели они
красиво, не торопясь – в левой руке вилочка, ножичек – в правой.
Обслуга вела
себя безукоризненно. Вследствие чего мне опять стал мерещиться
инспектор с
портфелем, который непременно меня отсюда выставит... Я старалась
запрятать под
стул свои ноги в тряпичных тапках, прикрыть скатертью мятые брючки за
пятнадцать шекелей – до сегодняшнего утра я чувствовала себя в них
совершенно
нормально - и только тогда вздохнула
с облегчением, когда мы завершили, наконец, свой обильный завтрак и
вышли из
столовой.
До вокзала
добирались на своем Фиате, по дороге заблудились. Прохожие, к которым
мы
обращались с вопросами, охотно бросались нам помогать: «Stazione? O! Dritto, dritto…fontano…» Не
правда ли, все понятно, кроме слова «Dritto”? Но его-то, как раз,
нетрудно было вычислить. Мы обратили внимание, что
итальянский язык не любит ставить рядом два разных согласных звука.
Первый звук
он выбрасывает, а второй – удваивает. Например: «Amministrazia”,
“Vittorio”,
“Trattoria.”… “Settembre”, “Ottobre”… “Dritto” – скорей
всего, произошло “Directo” – а это уже понятное слово – «прямо». Т.е.: «Вокзал? О!
Прямо, прямо, до
фонтана…» [1]
На вокзале
нам тоже пришлось сделать петлю – не так-то просто было найти парковку.
В конце
концов, оставили автомобиль на платной стоянке. Электрички
Падуя-Венеция
отправляются каждые полчаса, так что ожидали мы не долго. Сама дорога
тоже не
заняла у нас много времени. Мы смотрели в окно, а также мы наблюдали за
соседями, сидевшими через проход. Два благородных юноши - оба
темноволосые,
аккуратно причесанные, одетые по-европейски. Держались они свободно, но
не
развязно – чувствовалась порода и настоящее воспитание - что тут
говорить! – у
нас в Израиле подобного не встретишь. Один из парней был долговязый,
коротко
стриженный, с намеком на изящную бородку. Второй... Собственно, глядеть
хотелось именно на второго – его движения, улыбка;
темные локоны, которые он
то и дело отводил ото лба…. молодой румянец на смуглых щеках.
Ребята не
замечали нашего пристального внимания. Они сообща разбирали какую-то
партитуру:
то углубляясь в чтение нот, то воспроизводя голосом мелодию; оживленно
спорили,
поправляли друг друга, согласно кивали головами, шутили, смеялись…
Второй,
видимо, упарившись от музыкального напряжения, поднялся на ноги, скинул
с себя
пиджак и остался в жилетке и темно-голубой рубашке с галстуком. Но
каким
движением он скинул свой пиджак! Мы с Илюшей переглянулись – вот что
значит
порода! Видимо, речь идет о глубоких аристократических корнях, о
древнем,
возможно, патрицианском роде… Ах, что за юноша! И вспомнился нам
«Давид»
гениального Бернини, от которого мы точно так же не могли отвести глаз!
Но
насколько эта живая, играющая прелесть превосходила мраморную! И мысли мои возвращались привычным путем
к тому Непостижимому Автору, с которым
никому из земных авторов не сравниться ...
Итак,
Венеция! Я и
сама ужасно рада, что добралась,
наконец, до этих строчек!
Венеция!
Первое ощущение, которое испытываешь, выходя из железнодорожного
вокзала на набережную Большого канала, первое
восклицание:
- Неужели это
правда!
Мне
рассказывали, что такое происходит буквально со всеми. В связи с
вышесказанным,
хочу поделиться еще одним своим наблюдением, из последних.
Вот ты полагаешь, будто твое “senso” – “unico”, а другие люди чувствуют иначе; но на самом деле оно совершенно не “unico”, и очень многие испытывают
при подобных обстоятельствах
такие же точно чувства…
«Однако,
- может прервать меня нетерпеливый
читатель, - не пора ли оставить досужие рассуждения, и перейти,
собственно, к
описанию города». Отвечаю – можно. Но, в общем-то, нету смысла. Ведь этот город уже миллион раз описан в
учебниках и в художественной литературе; показан в сотнях, наверное,
фильмах… или, я не знаю, в тысячах
Ах! Но стоит
лишь увидеть Венецию собственными глазами, ощутить в ноздрях ее воздух…
Нет, я
все-таки расскажу.
В тот день
вода в лагуне по неизвестным нам причинам поднялась особенно высоко и
затопила
площади, набережную, тротуары, и даже входную часть Сан Марко - собора
Святого
Марка. Для туристов установили специальные деревянные мостки между
достопримечательными объектами, и на этих мостках было тесно, как в
общественном транспорте во время «пик». Некоторые, самые отчаянные
туристы
сбрасывали обувь, подкатывали брюки, и шлепали по воде, куда им
хотелось. Более
предусмотрительные успели где-то разжиться резиновыми сапогами; эти
были,
вообще, кум королю - мы завидовали свободе их передвижений. Длинноногие
девицы-полисменки щеголяли в резиновых
бахилах почти до самых ягодиц. Столики и креслица в открытых кофейнях
стояли по
колено в воде, мокрые недовольные голуби жались к парапетам… По каналу
проплывали
нарядные гондолы, мотались катерочки-такси – можете себе представить! –
одно
такое такси подрулило к входной двери какого-то дома, оттуда вышли
пассажиры с
детьми и с чемоданами, загрузились в
катерок и поплыли – должно быть, на вокзал. Кстати, полиция тоже
разъезжала на
моторных лодках. Кроме того, по каналу двигались в обоих направлениях
вместительные речные трамвайчики, а также личные плавсредства
всевозможных
размеров, фасонов и грузоподъемностей. Крутые гнутые мостики не мешали
их
проходу. На этих же самых мостиках, обстроенных по обе стороны большим
количеством мелких лавочек, шла веселая торговля всякой очаровательной
всячиной. Сквозь облака просвечивало солнце, легкие волны плескались на площадях и тротуарах…
«Ну вот, пожалуйста! – снова прервет меня
читатель, - еще одна обалдела от Венеции!»
Мне кажется, что человек, видавший Венецию хоть раз, уже способен верить в любые чудеса. В Венеции, вообще, становишься ребенком… |
с каждым…
с каждым! что ежели возможно такое волшебство на белом свете, то стало быть, возможны и другие описанные в сказках волшебства… |
Собор
Святого Марка снаружи не похож
ни на что виденное прежде – со своими золотыми конями на фасаде,
золотыми звездами – западно-восточный, неописуемой прелести гибрид!
Созданный в
те времена, когда златокудрая Венеция была еще полновластною владычицей морей:
«Город прекрасный, город счастливый, моря царица, Веденец славный… |
Тихо порхает Ветер прохладный, Синее море, синее небо… Аа, аа, а –аа…» |
Кажется,
так поется в опере? Или что-то не в лад?…
Впрочем, неважно… О,
этот золотой изнутри и снаружи Сан Марко с его высокой колокольней;
площадь,
эти светлые мавританские колоннады, их отражения в легкой зыби каналов;
эти
мостики, мосты и мосточки! – все
отмечено живыми знаками великолепия и радости минувших времен… В
многочисленных
залах Дворца дожей – огромные морские карты во все четыре стены;
огромные,
выцветшие, потемневшие глобусы с маршрутами венецианских купцов -
отважных
мореплавателей; картины, гобелены, фрески великих мастеров – батальные
сцены,
торжественные многолюдные приемы, иные важные события – и повсюду в
центре
композиции – венецианский дож в своем характерном белом одеянии и в
забавной
шапочке. Часто коленопреклоненный перед Мадонной, которая милостиво
благословляет
его, вместе с ним - компанию его расфуфыренных вельмож, а заодно и
прочих
жителей счастливой свободной Венеции…
Мы видели, как венецианский дож заключает союз с Римским Папой, и еще
много
подобного. Есть картина Тициана, где Венеция, в аллегорическом виде роскошной царственной блондинки, возлежащей
среди богатых тканей,
принимает дары от своего вассала
Посейдона. Причем, последний склонился перед
гордой Венецией в подобострастной позе… Эх, были времена!…
Скромно пообедали в одном из
многочисленных
ресторанов. Про цены лучше не спрашивать – Венеция! Посетителей в зале
находилось немного, а таких, как мы, едоков – и того меньше. Отдельные
парочки
и целые компании сидели просто за
бутылкой сухого вина. Общались без
всякой закуски и, похоже, никуда не торопились. За то время, что мы
обедали,
вода схлынула - решительным образом возвратилась в пределы каналов.
Мостовые
пока что оставались мокрыми, но птицы-голуби уже успели подсушить свои
перышки,
и повсюду чего-то клевали. Вдоль
набережной собирали деревянные мостки и складывали их в штабеля.
Одновременно
разворачивалась торговля. Печальные и романтичные венецианские куклы –
Арлекины, Пьеро, в шелковых костюмчиках и белых чулочках; венецианские
маски –
из фарфора или фаянса, украшенные золотыми блестками; маски из перьев,
их кожи…
Шляпы, короны, шутовские колпаки… Всего не описать. Настоящие морские
звезды,
раковины, перламутр… Мы с Илюшей
двинулись посуху, куда глаза глядят. Бродили по улочкам, где между
домами
сушилось на веревках белье, переходили через мосты – где-то в тупичке
обнаружили печальную Мадонну в нише… Водопроводные колонки в Венеции не
имеют
кранов – воды у них, хоть залейся! Не
то, что у нас… Странно было наблюдать за жителями города – нормальные
современные люди, возвращаются с работы, тащат продукты; дети в теплых
курточках играют на улицах. Самые обыкновенные люди в самой
необыкновенной
обстановке… В своих блужданиях мы наткнулись на красную таверну. Что
означает
«красную таверну»? – Коммунистическую - Там в окне был выставлен на
всеобщее
обозрение большой портрет «комманданте» Че Гевары, и в более мелком
масштабе –
Ленин с Карлом Марксом, все трое на красном фоне и рядом с ними,
почему-то -
Ясир Арафа в куфие. Народу в таверне –
мы заглянули в окошко -
полным–полно набито. Все мужики, и
естественно, местные, не туристы – атмосфера совсем другая: живая,
натуральная
и дым коромыслом…
Тем временем
день клонился к закату, и мы с Илюшей решили, что пора уже «грести к
стоянке»
-т.е., к остановке речного трамвайчика, а оттуда на вокзал и обратно в
Падую.
Завтрашний день – наш последний в Италии, а предстоит
еще добираться до Милана…
…Густеющие
сумерки, вода вернулась в пределы лагуны; площадь Св. Марка, которая
стала
вполне проходимой. Собор Св.Марка – его неописуемой прелести, ни на
что,
вообще, не похожий фасад – с золотыми конями и золотыми на синем фоне
звездами;
его высокая колокольня. По обе стороны площади - изящнейшие
полувосточные
колоннады старинных офисов, а в первых этажах – ресторанчики.
Столики и кресла установлены также и под
открытым небом (Венеции!). Тут и там
по периметру – несколько возвышений; на них располагаются
оркестрики: рояль, скрипка, виолончель и,
наверное, альт. Проследовать мимо всего этого к речному трамвайчику и
уплыть на
вокзал – согласитесь! – было бы выше человеческих сил. Стоять же,
разинув
рот, на ногах, внимая неаполитанским
мелодиям и прочим вальсам– тоже неудобно. К тому же, набегались за
день,
устали… Вот мы с Илюшей
и уселись за ближайший столик. Рядом тотчас
же материализовался учтивый официант в черно-белой униформе, с
галстуком-бабочкой:
- Меню,
пожалуйста, синьоры.
Илья, не
углубляясь в текст, произнес:
- Мне, будьте
любезны, чашечку кофе.
- А для
синьоры?
- Наташа, ты
что будешь?
- Мне воды.
- И стакан
воды.
Сидели мы на площади довольно долго. Илюша
прихлебывал порожний кофе, я цедила
сквозь трубочку воду со льдинкой. Музыканты продолжали играть
неаполитанские
мелодии, арии из популярных опер. С левой стороны от нас дышал влагой и
вечерней свежестью Большой канал. С правой стороны
- блистал невероятной красотою собор Святого Марка. Невероятной
красотой… По мере угасания дневного света, все зримее, все ярче
становились
направленные на главный его фасад лучи прожекторов: на фоне темнеющего
бархата небес
все здание казалось невиданных размеров драгоценностью… Ах, разве
возможно об
этом рассказать!
«Звезды яркие на небе черном. И прожектор на древнем дворце, Вот проходит она вся в узорном И с улыбкой на смуглом лице… |
А вино уж пьянит мои взоры И по жилам огнем разлилось, «Что мне спеть в этот вечер, синьора, Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?»» |
Это
не я написала – не пугайтесь! Это Александр
Блок… Все теплее, прелестнее высвечивались наружу уютные пространства
окрестных
ресторанчиков. Гулявшая по площади публика останавливалась, и подобно
нам,
замирала, глядя на играющих музыкантов. Случайно обернувшись, я
обнаружила, что
позади нашего столика стоят люди с зачарованными лицами и молча слушают
-
почему-то, исключительно обнявшиеся парочки: как молодые, так и уже
поседевшие.
А одна парочка – интернациональная, вернее, интеррасовая: он – белый,
она –
японка, а может, китаянка… И что самое интересное – выражения лиц у
всех
влюбленных были совершенно одинаковые.
- Счет,
пожалуйста! – это Илья окликнул официанта.
Но когда
последний положил перед нами квитанцию, я заглянула в нее и воскликнула:
- Тут,
наверняка, какая-то ошибка с нулями! Как минимум, три нуля
лишние...
- Вот это да!
– отозвался Илюша, - не слабо для чашечки кофе!
- И для стакана
воды! А может, это все-таки ошибка?
- Какая там
ошибка!
Илюша
отсчитал, сколько положено, официант поклонился нам с любезной улыбкой,
мы
ответили ему: «Грацио!» и двинулись по направлению к Большому каналу.
-
…М-да…Чашечка кофе, это ж надо!…
- Но,
в конце концов, Илюша, они ведь берут
деньги не за кофе…
- А за что?
- Как за что?
За этот потрясающий вечер, за музыку, за Венецию … за все.
Разве жалко? За площадь Святого Марка, за
собор...
- Нет,
конечно, не жалко.
- Ты только
вспомни, во что нам обошлись весной билеты на Марка – пардон за
каламбур –
Захарова? В переводе на лиры, я думаю, получится не меньше. А может, и больше. Так разве ж можно
сравнивать!
- О чем ты
говоришь! Чашечка кофе на площади Сан Марко, она дорогого стоит…
***
Вдоль
набережной уже светились фонари, гирлянды из лампочек.
Мерцали огоньки на борту проплывающих
гондол… Легко сказать - дождаться
трамвайчика и оставить Венецию! – в то время, когда самое интересное,
вероятно,
еще только начинается! Повернуться и уехать, отлично сознавая, что
никогда уже
больше не вернешься в этот город… Короче, мы решили пройтись пешком
остановку-
другую. О, эти ночные витрины по сторонам тесных, загадочных, узеньких
проходов
– мерцающее, синее с золотом венецианское стекло, граненые хрустальные
подвески;
куколки-марионетки, которые, живут,
наверное, своей собственной, независимой и непонятной для человека
жизнью.
Разглядывать их - так захватывающе интересно, как бывает ребенку.
Кажется,
будто ничего здесь нет типового,
стандартного, штампованного – будто бы у каждой вещи своя тайна…
Предметы
старины – книги, картины, карты; искусно сработанные карнавальные
маски…Очарование волшебного царства… Но сколько же можно глазеть на
витрины!
На ближайшей
остановке мы загрузились в речной трамвайчик, но не успели еще
тронуться, как
вдруг я разглядела на щите с расписанием большую жирную надпись
ивритскими
буквами: «».
- Илюша! – завопила я не
своим
голосом. – Смотри, гетто! Венецианское гетто! Мы же с тобой забыли… не
видели…Эх, Илюша!
-
Пошли! – коротко скомандовал мой муж, и мы
соскочили на пристань.- Очень хорошо.- Но где же оно находится,
Венецианское
гетто? Начали останавливать прохожих. Я спросила у одного мужика:
«Джетто?». –
мне казалась, будто бы “G” по-итальянски читается, как «ДЖ» - Мужик поправил
меня: «Гетто», и указал, в каком направлении следует двигаться. Но нам
пришлось
еще основательно попетлять, прежде, чем на одной из старых стен я
увидала
табличку с надписью: «GHETTO
VECHIO» – «Старое
гетто». Вот оно! А дальше куда
идти? Впереди только одна плохо освещенная улочка и кругом – ни души.
Светится одна-единственная харчевня.
Подошли ближе – батюшки светы! – наши люди! – «Assaggi Israeliani con falafel». «Фалафель» –
понятно? – и, конечно же, «Air condishioned»: наши без этого не могут. Мы
почувствовали себя, как дома. Вошли. Илюша обратился на иврите к
мальчику за
стойкой, и тот ответил, что мы как раз
находимся в старом Венецианском
гетто…
…Нашли! – Ура! – Нашли! Ты видишь - надпись? Вот: «GHETO
VECHIO» – и тесный, темный проход меж ветхих зданий – очень вероятно, что по сей день здесь обитают тени полузабытых нами предков - исподтишка разглядывают нас и манят за собою по узкой улочке: «Там, детки, в глубине квартала, увидите секрет!» |
Какой секрет?» - Мощеная площадка и лавочка под тусклым фонарем; на лавочке негромко калякают соседи, сидя спиною к освещенному окну. В окне – потрет: знакомое лицо - Любавический ребе. Дверь на улицу, с табличкою: «ХАБАД», замок на двери... Вот вам, пожалуйста, и тени предков… |
По
дороге на Падую никаких особых
приключений не было, если не считать того, что в электричке я застряла
в
туалете. Там в конце каждого вагона – туалетик, как было в Союзе в
поездах
дальнего следования. Конечно, просторнее, и дверь открывается внутрь –
не в
коридор. Я же по привычке толкала наружу. Помните, как Шурик в
«Кавказской
пленнице»? Уже готова была звать на помощь, но в конце концов, сумела
решить
проблему самостоятельно.
[1] Правда, мои лингвистические вычисления
не всегда были столь удачны. В той же Падуе я постоянно натыкалась
взглядом на
какие-то стрелочки в начале улицы с надписью: «Senso uniko».
«Senso uniko? – размышляла я, - что
же это такое? Ну, «Senso» - конечно, чувство; а «uniko»? – «Уникальное». «Уникальное чувство!». И что у
них тут за уникальные
чувства на каждом углу?»
- Илюша,
как ты думаешь, куда указывают эти стрелочки? На какие-такие уникальные
чувства?
- При
чем тут чувства? Это означает «одностороннее движение».Улица с
односторонним
движением.
- Ты
просто гениальный! Как же ты догадался?
- Никак
я не догадался. Посмотри на дорожный знак. Дорожные знаки во всем мире
одинаковые.