Групповой портрет 8

 

Разные люди

 

 

Их нежные кости сосала грязь,

Над ними захлопывались рвы.

И подпись на приговоре вилась

Струей из простреленной головы.

 

       Э. Багрицкий

       

О Христиане Раковском - европейском коммунисте.

 

Раковский Христиан Георгиевич родился в 1893 г. в Болгарии. Болгарин. Сын богатых землевладельцев. С детства бунтарь и нонконформист. Соцал-демократ, затем коммунист. Европейского масштаба фигура. Занимался революционной деятельностью в Румынии, Болгарии, Франции, России и других странах. Сидел в разных тюрьмах Европы. Известие об октябрьском перевороте застало его в Швеции. Он поспешил оттуда в Россию, предстал перед Лениным и предложил ему свою помощь в деле мировой революции. С конца 17 года Христиан Раковский - член ВКП (б), активный участник гражданской войны. Руководил борьбой против контрреволюции на Украине, возглавлял революционный совет и т. д., вершил судьбами миллионов. С марта 1919 г. - в г. Харькове, председатель Совнаркома Украины и председатель совета обороны. Его речи с трибун на площадях и улицах нашего города электризовали многотысячные толпы. Рабочие буквально носили его на руках. В 1923 г. переведен на дипломатическую работу. Полпред СССР в Англии, Франции, участник Лозаннской конференции, конгрессов Коминтерна, - он был одним из тех, кто решал судьбы тогдашней Европы... В партийной дискуссии между Сталиным и Троцким принял сторону Троцкого. В конце 1927 г. исключен из ВКП(б), отозван с дипломатической работы. Вернувшись в Харьков, Христиан Раковский снова стал выступать перед массами. Призывал к мировой революции, критиковал Сталина. И те самые рабочие, которые еще недавно носили его на руках, теперь свистели, улюлюкали, силой стаскивали его с трибуны. Он кричал, размахивал кулаками... Потом уехал в Днепропетровск, пытался организовать подпольную борьбу. Тем временем выслали Троцкого, а вскоре и Раковского - сначала в Астрахань, потом в Саратов, откуда он продолжал писать гневные статьи против Сталина и отсылать их за границу, потом его сослали в Барнаул... Работал консультантом в плановом отделе, после, кажется, контролером... Продолжал бороться, писать обращения в ЦК...  В начале тридцатых капитулировал перед Сталиным. Был прощен, возвращен в Москву, восстановлен в партии. Получил прекрасную синекуру - кресло председателя Всесоюзного общества Красного Креста. Один раз даже побывал в командировке в Японии.  Когда начались  политические процессы, Христиан Раковский стал публиковать в газетах гневные статьи, требуя казни для Рыкова, Бухарина и прочих врагов народа. Потом арестовали и его. Приговор от 13.03.1938 г.: “20 лет тюремного заключения, как члену антисоветского правотроцкистского блока. С конфискацией имущества и последующим поражением в правах на 5 лет”. Не казнили, возможно, опасались возмущения европейских коммунистов.

При отступлении советских войск 11.09.1941 г. Х.Г. Раковский был расстрелян в Орловской тюрьме.

Реабилитирован 4.04.1988 г.

(есть ФОТО в книге - бородатый социал-демократ; бритый стриженый нарком в холщовой гимнастерке со звездочкой на фуражке важный элегантный господин за столом своего лондонского дипломатического кабинета.)

 

Из воспоминаний Светланы Лободы о директоре Харьковской 133 средней школы Андрее Николаевиче Калиниченко

 

4 класса до войны я окончила в школе 58. А потом почти весь наш младший концентр перевели в нововыстроенную школу 133 по ул. Садовой.

 Директором новой школы назначили Андрея Николаевича Калиниченко. Мне понравилось новое просторное четырехэтажное здание школы и учителя. С директором же я была почти не знакома, хотя он всегда присутствовал на школьных линейках.

Но внешне он мне нравился и своей приятной наружностью, и  вежливостью, и простым обращением с учениками. Иногда он сидел в нашем классе на уроках, внушал своим присутствием страх плохо ответить и какое-то благоговение... Так прошел почти год моей учебы в новой школе. Но...

 13 марта 1938 года в моей семье случилось первое горе: арестовали моего папу - Лободу Анатолия Ивановича. Его взяли прямо с лекций в 12 часов дня из здания Инженерно-транспортного института, в котором он преподавал русский и украинский языки.

Рассказывали, что студенты не отдавали его физически, выкрикивая удивленное: ”За что?”. В аудитории поднялся шум. Энкаведисты потребовали от старосты переписать “бунтовщиков”, но нашелся смельчак и на глазах энкаведистов разорвал листок, в котором староста нехотя начал что-то писать. Опасаясь скандала, энкаведисты по-воровски быстренько увели моего папу и усадили его в черную “Эмку” с зашторенными окнами, не дожидаясь звонка об окончании лекции. Больше я своего папу так и не увидела: через 2 месяца - 23 мая 1938 г. - его расстреляли, как “врага народа”, по приговору “особого совещания”, даже не видя в глаза. Мне тогда было 12 лет, и я училась в 6 классе.

 14 марта 1938 г. меня разбудили на 2 часа раньше обычного, и я сразу же почувствовала, что произошло что-то плохое: мама и бабушка были сильно заплаканными и бледными. Войдя в кабинет папы, я увидела страшный беспорядок: на полу валялись какие-то бумаги и книги, вываленные из книжных шкафов.

Увидев в моих глазах ужас, ко мне подошел мой брат Толик (старше меня на 3 года) и, усадив меня к себе на колени, обнял и с плачем сказал : “Алек! Нашего татуську (так мы с братом называли папу) вчера днем арестовали. Теперь я буду тебе его заменять. Ты же знаешь, какие у нас мама с бабушкой беспомощные. Так что старшим в семье теперь буду я. Умывайся, завтракай и иди в школу. Только смотри: об отце ни слова! Не смей никому болтать об его аресте, не то тебе будет плохо.”

В школе занятия шли своим чередом, но я плохо слышала, что объясняли на уроках. А на переменках старалась уединиться, опасаясь, что у меня будут о чем-то расспрашивать. Но... никто ничего не спросил, и я не знала, известно ли  “им”, (сразу ставшим мне каким-то враждебным лагерем), что у меня арестовали папу. Но... об этом нужно молчать, а то будет хуже.

 Так прошло дня 2-3. И вдруг в коридоре я увидела директора. Проходя мимо меня, он как-то особенно на меня посмотрел и тихо сказал, чтобы после уроков я обязательно зашла к нему в кабинет. Я оторопела от страха. Едва дождавшись конца уроков, я, превозмогая страх и твердо решив не выдавать семейную тайну, постучала в кабинет директора. До сих пор я никогда не переступала его порог.

Директор был один, при виде меня он встал, подошел к двери, закрыл ее на ключ и ласковым голосом спросил: “Это правда, что твоего папу арестовали?” Я молчала... Тогда он обнял меня, прижал к себе и тихо сказал: “Бедная ты моя девочка! Расскажи, как это произошло...”

И я поняла, что ему все известно. В двери стучали..., но он не открывал. Он долго и участливо расспрашивал меня о моей семье, а потом сказал: “Конечно, говорить об аресте твоего папы не стоит, сейчас, вообще, происходят какие-то непонятные вещи, но я уверен, что твой папа ни в чем не виноват, стыдиться тебе нечего, .. а я постараюсь тебе как-то помогать”...и еще раз прижавши меня к себе, повел к двери, повернул ключом замок, и я молча вышла.

Но на душе сразу сделалось чуть легче. Я почувствовала, что Андрей Николаевич разделяет мое горе и бояться его мне не нужно.

Так прошло несколько дней. А потом как-то на последнем уроке английского языка англичанка, пожилая учительница, Ольга (а вот отчества ее я, к сожалению, не помню) сказала: ”Лобода, останься в классе”. И когда все мои соученики вышли, подошла к моей парте, села вместе со мною и тихо сказала: “Мне говорили, что у тебя горе - арестовали твоего папу. Как же вы теперь живете?” (а семья наша действительно состояла из 6 человек: две бабушки, дедушка, мама, брат и я). “Знаешь, - продолжала англичанка, - я нашла тебе работу: у меня есть один отстающий ученик, он плохо учится по-английски. Он в 5 классе. Так вот - я посоветовала его маме взять ему репетитора. Он живет на Бассейной.” Дала адрес. Это одноэтажное здание сохранилось до наших дней, и проезжая мимо него на трамвае, я часто вспоминаю свое “репетиторство”...  “Там будут тебя кормить, - продолжала Ольга ..., - и давать еще какие-то деньги за уроки.” Я засомневалась, справлюсь ли я. Но учительница меня ободрила: “Справишься, справишься, ты же хорошо учишься”.

Не знаю, какой из меня был “репетитор”, но до конца года я регулярно посещала своего “ученика”, правда, иногда я сама становилась в тупик от сомнения в прочтении того или иного слова... Но, видно, семья была зажиточная, потому что всякий раз меня там вкусно кормили и, уже теперь не помню сколько, платили.

Мой брат, девятиклассник, тоже занимался с кем-то по математике. Заработанные деньги мы отдавали маме.

Только намного позже я поняла, что мое “репетиторство” было связано с желанием Андрея Николаевича как-то помочь мне.

Спасибо и учительнице Ольге ..., которая нашла мне “ученика”!

А вскоре по школе разнеслась страшная весть: нашего директора арестовали, как “врага народа”, те, кто по моему твердому убеждению и были настоящими врагами народа, без кавычек, ибо они уничтожили лучшую часть нашего общества... В результате чего мы имеем то, что имеем...

Больше никто никогда не видел моего дорогого директора. Наверное, его, как и многих других, расстреляли.

Не знаю ничего его судьбе. Но на всю жизнь сохранила о нем самые теплые воспоминания.

Конечно, прошло столько лет..., и наверное, если бы он даже и как-то выжил в те страшные годы, то сейчас все равно бы давно уже умер, ведь мне и самой уже 68, а не 12...

Но хотелось бы что-то узнать о его судьбе, остался ли кто-либо из его близких в Харькове? И, если такие люди еще есть..., мне бы хотелось с ними встретиться и вместе поплакать о нем, вспомнить его “незлым тыхым словом”.

С. Лобода. 2.02.1993 г.

Калиниченко Андрей Николаевич, 1900 г.р. Украинец, Беспартийный. Арестован 29.04.1938 г. Расстрелян 5.06.1938 г.        Реабилитирован 5.05.1957 г.

“Человек был высокой души”.

 

Федотов Павел Михайлович, 1875 г.р. Украинец. Беспартийный. Монтер. Арестован 18.12.1937 г. Обвинялся, как “активный член баптистской церкви, который вербовал в секту не только людей пожилого возраста, но и молодых”. Расстрелян 3.06.1938 г.

Реабилитирован 19.04.1957 г.

Вместе с ним по делу проходило еще 3 человека.

 

“... Я не знаю за дядю Федотова почти ничего. Вот только знаю, что после выборов сильно заговорили, что Федотов и еще несколько человек арестовали за агитацию.

Человек был высокой души. Очень добрый, трудяга большой....

Да: помню, их возили в с Холодной Горы на Основу в 10 отделение на допрос, побитых и забинтованных.

 

Племянница Варварина А.Э.”

28.12.89 г.

 

Из воспоминаний жены Василия Лысенко,

 партийца с восемнадцатого года, революционера из рабочих, бойца гражданской войны, дважды чудом избежавшего в Харькове расстрела  - в  первый раз его  отбили у белых немецкие военнопленные в благодарность за его доброе к ним отношение при большевиках; другой раз в ночь накануне казни  тюрьму взяли красные партизаны. Тогда на рассвете Василий глянул в затянутую ледком лужу и обнаружил, что стал совершенно седым. Потом его прятали друзья... В третий раз он был приговорен к расстрелу в городе Харькове в 1937 году...

“За две недели до ареста муж пришел домой взволнованный. (Он работал тогда председателем Чугуевского райисполкома). Рассказал мне, что он единственный отказался подписать список с фамилиями членов партии, подлежащих аресту. Пред. НКВД, собиравший подписи, потребовал объяснений. Василий Лысенко мотивировал свой отказ тем, что без обличающих документов не может поверить в виновность коммунистов. Затем он спросил меня: “Маруся, я правильно вел себя на бюро райкома?” Я ответила, что правильно.

В тот же вечер муж сказал мне: “Возможно, что вскоре меня арестуют, потому я говорю тебе это. Я благодарен судьбе, что ты была в моей жизни. Я всегда любил и гордился тобой. А не хвалил, потому что боялся, что ты уйдешь от меня...”

Мария и Василий вырастили двух дочерей и еще пятерых  приемных сирот-беспризорников.

Василий Григорьевич Лысенко. Арестован 25.10.1937 г. Расстрелян 31.12.1937 г. Реабилитирован 11.05.1957 г.

 

 

“Агент германской разведки” - зубной врач Мориц Моисеевич Палем.

 

Мориц Моисеевич Палем, 1894 г.р. Еврей. Зубной врач, Расстрелян 20.10.1938 г. Реабилитирован 23.10.1956 г

Пишет его дочка:

“Мой папа работал тогда в медсанчасти НКВД, на ул. Чернышевского. Он был капитаном медицинской службы. Носил одну “шпалу”. Ночью его часто вызывали на допросы - оказывать помощь людям, которых допрашивали. Он был очень хорошим хирургом-стоматологом. Иногда он возвращался домой очень грустный и взволнованный. Потом мама рассказывала, что он  часто и громко возмущался тем, что происходило в застенках НКВД. Он не мог спокойно видеть и говорить про это.

Был у отца тогда друг, тоже военный, носил, по-моему, три “шпалы” или “ромба”, точно не помню.  И был у него орден Красного Знамени и еще что-то. У него была жена и две дочки. Фамилия, по-моему, Подольский.  Они часто всей семьей бывали у нас дома.  Потом однажды папа пришел очень грустный и сказал, что Подольского арестовали (это был 37 или 38 год). Он видел его в тюрьме на допросах. Пришел и схватился за голову - что с ним сделали! Жену Подольского выгнали с работы (это было осенью или в начале зимы), выселили вместе с детьми из квартиры в какой-то подвал, конфисковали все вещи.  Мама носила им вещи, продукты.  На одном из допросов его забили насмерть...  Папа пришел домой и заплакал.

Мой папа, Мориц Моисеевич Палем..., был репрессирован в 1938 году. Арест происходил ночью. Я спала и ничего не слышала. Мама рассказывала, что перед тем, как его выводили (арест производили его же сотрудники, которые его знали и которых он лечил, потом их тоже расстреляли), он зашел в мою комнату, поцеловал меня и сказал, что будить не надо, что это недоразумение, что утром, когда все выяснится, он вернется[1]. Мне было девять лет”.

В 1938 году Мориц Моисеевич Палем был приговорен к расстрелу, как агент германской разведки.

(есть прекрасное ФОТО с маленькой дочкой)