Шатаясь, я вышла из конторы мистера Коэна на улицу. Я чувствовала, что мой разум и тело начали мне отказывать. Не помню, как мне удалось добраться домой, и как рядом оказался Аарон. В течение нескольких последующих дней я пыталась осмыслить происшедшее, и все это время Аарон терпеливо ждал.
Он отказывался выслушивать мои жалобы и не реагировал на мои стенания. Не забывайте – он был израильский солдат и не привык сдаваться. В его жизни еще не было такой цели, которой он не сумел бы добиться. Единственное, чего он не смог сделать, - это остановить бракоразводный процесс, начатый его бывшей женой. Так что в глазах Аарона наша ситуация не выглядела тупиковой, он рассматривал ее всего лишь как еще одно типично израильское препятствие, которое необходимо преодолеть. «Не отчаивайся, Лиз! Все не так безнадежно: это не конец, это только начало!»
Меня преследовали ужасные мысли: а ради чего, собственно, Аарон решил за меня бороться, каковы его истинные мотивы? Возможно, он ведет себя, как избалованный ребенок, которому непременно хочется получить именно ту игрушку, которую ему не разрешают взять? Или он, действительно, борется за то, что он считает принадлежащим ему по праву? Как я могу это знать?
Удивительно, но мысль о неминуемом отъезде была для меня почти утешительной. Пройдет какое-то время и мы сумеем посмотреть на наши отношения более реально. Возможно, переживания и психологические травмы последних месяцев в каком-то смысле лишили меня объективности? Что это: начало испытаний для нашей любви или начало ее конца?
Благодаря половине таблетки валиума в день и несгибаемой вере Аарона, я кое-как держалась на плаву, хотя с трудом находила в себе силы, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы как-то разобраться с новой реальностью. Мне было невыносимо сознавать, что этот прекрасный благословенный Иерусалим, с его удивительными видами и звуками, с его волшебными красками, скоро уйдет из моей жизни и очень возможно, что навсегда.
Никто их тех, кому выпало счастье жить в Иерусалиме, кто любит его так же сильно, как я, не мог бы примириться с мыслью о неизбежной разлуке! Этот город обладает извечной силой притяжения, настолько очевидной, что никто, кроме Самого Бога, не в властен вынести человеку такой суровый приговор. Где-то глубоко внутри я знала, что обязательно сюда вернусь. Да, мое тело должно покинуть этот город, но мое сердце все равно останется здесь. Иерусалим – это мой дом, и никто не сможет у меня его отнять.
Благодаря связям Аарона мне великодушно подарили еще три недели на сборы и отъезд. И вот наконец, невзирая на все его усилия, этот роковой день настал.
В этот день, слишком прекрасный для двух обреченных на разлуку влюбленных, я вместе со своими скорбными чемоданами отправилась на квартиру к Аарону, откуда нам предстояло вместе ехать в аэропорт. В то время как Аарон занимался последними приготовлениями, я прощалась по телефону с одним из своих друзей. Не успела я повесить трубку, как вдруг заметила, что какой-то незнакомец наблюдает за мной через окно спальни. Желая убедиться в том, что это не плод моего воображения, я, согнувшись пополам, осторожно подкралась к окну, выглянула на улицу и увидела трех вооруженных людей в штатском!
Совершенно потрясенная, в таком же в полусогнутом виде я бросилась искать Аарона. Резким движением затолкав меня за дверь, он осторожно вынул из ящика свой пистолет. Затем легко и беззвучно, как кошка, одним прыжком подскочил к балконной двери и запер ее на замок. После чего мы оба с бешено бьющимися сердцами неподвижно замерли за дверью его спальни.
Однако вскоре к Аарону вернулся здравый рассудок, и он начал размышлять: из-за чего, собственно, его дом могли окружить вооруженные люди? И тут он услышал, как один из них сказал, что видит в гостиной мой багаж. Аарон облегченно вздохнул: «Успокойся, Лиз, я думаю, это наши обычные «тени». Просто они хотят лично убедиться в том, что ты, действительно, уезжаешь».
Он улыбнулся и привлек меня к себе. Я улыбнулась ему в ответ, представляя, насколько глупо мы оба выглядели там, за дверью. Как бы то ни было, мы радовались тому, что эти люди оказались всего лишь нашими обычными «сопровождающими», а не кем-то пострашнее.
Это было чудо, что несмотря ни на что, мы все еще сохраняли способность смеяться. Мы верили, что наша любовь стоит того, чтобы ради нее пройти через все испытания. Мы верили в нашу общую судьбу, и по сравнению с этим все остальное представлялось нам мелким и незначительным. Наша любовь должна победить все.
Когда мы выезжали на «маршрутке» в аэропорт, над городом уже сгущались сумерки. Эта поездка казалась мне похожей на сон, я не могла заставить себя поднять глаза и взглянуть на мой любимый Иерусалим, исчезающий вдали за окном. Не обращая внимания на других пассажиров, я судорожно всхлипывала в объятиях Аарона.
В аэропорту, как это обычно бывает перед международным рейсом, нам предстояло провести два часа ожидания. Для нас эти часы были скорее горькими, чем сладкими. Время уходило быстро, и мы спешили обменяться обещаниями, которые вряд ли были способны исполнить. Мы обнимались и целовались, напоминая друг другу о том, что если Он за нас, то кто может быть против?
Мы не могли оторваться друг от друга: каждый словно пытался перелить в другого избыток переполнявшей его любви. Те трое с оружием все время находились рядом - так же, как и мы, они ожидали объявления о посадке, ни на минуту не упуская нас из виду. Я думала: неужели они могут спокойно наблюдать эту душераздирающую сцену, неужели у них в горле не стоит сейчас ком? Конечно, мне никогда этого не узнать. Они твердо верили, что я представляю для их государства огромную «опасность», поэтому были готовы пойти на все, лишь бы я, действительно, улетела этим рейсом.
Прозвучал последний звонок, Аарон пытался заглушить его своими исступленными поцелуями. Он с такой силой сжимал меня в объятиях, что едва не поломал мне кости. Нет слов для того, чтобы описать последние минуты нашего расставания.
С разбитым сердцем я поднялась на борт самолета и там немедленно лишилась чувств. Увижу ли я снова свой любимый Иерусалим и своего любимого Аарона?