ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Прошло около года прежде чем я вместе с другими кандидатками на обращение предстала, наконец, перед уполномоченной комиссией раввинов. Задачей комиссии было выяснить, по какой причине мы решили взвалить на себя тяжкий груз еврейских законов, вместо того, чтобы спокойно оставаться тем, кто мы есть! Затем раввинам предстояло все тщательно взвесить и обдумать. Причем, было известно, что этот процесс может длиться сколь угодно долго. В результате каждая кандидатка получит по почте письмо, в котором ей сообщат, признали ее достойной зачисления на курс¹ или нет. Причем, о повторном собеседовании не могло быть и речи. Для каждой нас из нам это был единственный шанс.

В приемной собралось около двенадцати женщин. Увидев их, я испытала нечто вроде сочувствия к этим раввинам - да, нелегко им придется! Внешний вид этих молодых женщин: их модные украшения, прически и наряды красноречиво свидетельствовали о том, что большинству из них нет никакого дела до иудейской религии или традиций. Просто каждая из них встретила на своем жизненном пути «хорошего еврейского мальчика» и хочет выйти за него замуж. В числе кандидаток было несколько беременных, и этот факт, без сомнения, должен был повлиять на окончательное решение комиссии. Какие счастливицы!

Но, несмотря на то, что я тоже встретила своего «хорошего еврейского мальчика», моя ситуация была совершенно иной. Наконец, подошла моя очередь, и сквозь густое облако парфюмерных ароматов я решительно двинулась в комнату, где заседала комиссия.

Первый заданный мне вопрос касался причины, по которой я хочу принять иудаизм. Я ответила весьма экспансивно: «Хорошо, расскажу вам все, как на духу (Ооопс!)... Я влюблена в еврейский образ жизни, и хочу принять его в любом случае – независимо от того, будет со мной мой жених Аарон, или нет!»

С пылающим лицом и огромной убежденностью я принялась излагать перед комиссией результаты своих исследований в области иудаизма. Раввины смотрели на меня широко раскрытыми глазами, моя речь была для них все равно что струя воды из чистого источника. Я поняла, что тронула их сердца и, определенно, произвела благоприятное впечатление.

В конце концов, после долгого и томительного ожидания я получила письмо с поздравлениями по поводу моего приема на курс. Увидев, что речь идет лишь о наборе следующего года, я огорчилась, но вскоре успокоилась: ведь главное, что меня все-таки приняли, а остальное не так уж и важно.

Но где-то глубоко в моем сознании все еще гнездились подозрения: а вдруг за этим кроется какое-то коварство? Ведь достаточно одного звонка от израильских раввинов, и вся эта затея лопнет, как мыльный пузырь. Слишком уж гладко все получается! Эти мысли не давали мне покоя, и я продолжала ждать какого-то подвоха.

Но, тем не менее, мои опасения оказались напрасными, в назначенное время начался долгожданный курс, но, увы... здесь меня постигло разочарование! Мы продвигались со скоростью улитки, я просто изнывала от скуки и думала, не оставить ли вообще эту затею. Публика в классе подобралась весьма неоднородная - и по уровню подготовки и по способности к восприятию, поэтому раввин, который вел у нас уроки, вынужден был начинать с самых азов. Чувство неудовлетворенности заставило меня позвонить другому раввину и поделиться с ним своими проблемами. К моей великой радости он прекрасно все понял и предложил освободить меня от посещения занятий. Но что самое главное - он выразил готовность стать моим личным наставником на пути обращения. Мои молитвы были услышаны – я снова оказалась в родной стихии.

Его семья стала моей семьей, а я стала для него, как одна из дочерей. С течением времени я делала все большие успехи в изучении еврейских обычаев и традиций, и однажды мне доверили встретить в аэропорту делегацию почтенных раввинов. Мне было поручено сопровождать их в бедные районы Кейптауна, где еврейская община помогла организовать детские ясли, а также занималась другой благотворительной деятельностью. Во время этих волнующих поездок я смогла убедиться, насколько еще слабо владею ивритом.

Меня даже пугала та головокружительная скорость, с которой мы приближались к нашей желанной цели. Кстати, Аарон был очень доволен моими блестящими успехами и благодарен моей новой «приемной семье».

Приближался Песах, и я неожиданно получила приглашение на Седер от главного раввина Кейптауна. Я просто не могла поверить, что удостоилась подобной чести. Естественно, я была в приподнятом настроении, но при этом сильно нервничала. Оказаться в высшем слое еврейском общины Кейптауна после всего, что я испытала в прошлом - это ли не чудо! Течение моей жизни никогда еще не было таким спокойным и размеренным, раньше оно швыряло меня из крайности в крайность: от великого к смешному, и вот теперь я иду праздновать Песах в дом к главному раввину Кейптауна!

К счастью, благодаря Аарону и его методичным лекциям, я прекрасно знала, что такое Песах, знала всю историческую драму Исхода и не переставала ей изумляться. Еврейским читателям должно быть хорошо известно, что если из года в год тщательно исполнять одни и те же предписанные традицией действия, то со временем они превращаются в некий рутинный процесс, и удивление перед чудом может естественным образом поблекнуть. Но для меня все это выглядело иначе, я не уставала поражаться тому, насколько Бог Израиля верен Своим обетованиям Аврааму, Исааку и Иакову, и сегодняшнее государство Израиль является живым тому доказательством.

Нет в мире другого народа, чьим пастырем и хранителем являлся бы Сам Бог, Создатель Вселенной... Впрочем, это была моя любимая тема, и сейчас во время ритуальной трапезы за праздничным столом нам предстояло снова разыграть всю историю Исхода, вспоминая о тех чудесах, которые сотворил Бог для того, чтобы освободить евреев из Египетского рабства.

И еще я думала о том, что именно во время праздника Песах почти две тысячи лет назад был распят Йешуа. Он принес Себя в жертву, чтобы освободить наш мир от духовного рабства греху. Я недоумевала: почему западные христиане называют это событие «Истер», а не «Песах»? Почему Церковь не придерживается еврейского календаря и его праздников? Откуда, вообще, взялись все эти церковные праздники, если еврей-Иисус сказал, что Он пришел не для того, чтобы отменить Закон, а для того, чтобы его исполнить?²

Сейчас я испытывала к Ашему двойную благодарность: во-первых, за физическое освобождение евреев из Египта, во-вторых, за духовное освобождение всего человечества от власти греха – через Йешуа, который, став Пасхальным Агнцем, принял смерть за грехи всего мира.

Изучая традиции иудаизма, я обнаружила, что в разных странах рассеяния еврейские праздники отмечались немного по-разному, но суть их оставалась неизменной, и это объединяло народ.

Я представляла, как в эти минуты Аарон празднует Песах со своей семьей... Они отмечают его точно так же, как и мы сейчас в Южной Африке, и как множество людей на всем земном шаре – единые в духе. Я пришла к выводу, что в течение долгих веков эти праздники сохраняли еврейский народ и его традиции - для этого Бог и повелел евреям их помнить. Они являются для них не только объединяющим началом, но также ежегодным напоминанием о верности Бога и о Его плане избавления для всего мира. Я благоговела перед Его мудростью и преклонялась перед Ним.

Стол в столовой главного раввина был накрыт с королевской роскошью. Вся посуда, включая вилки, ложки и ножи, предназначалась исключительно для Песаха, в другое время ею никто не пользовался. На пасхальных блюдах красовалась ритуальная еда, в кухне еще полным ходом шла подготовка к праздничной трапезе и оттуда струились дразнящие ароматы.

Одно за другим появлялись на столе пасхальные угощения, включая мацу, вино и подсоленную воду. На огромном блюде были разложены горькие травы, или марор, круто сваренное яйцо, жареная куриная ножка, коричневая смесь под названием харосет, и зелень, известная как карпас. Каждое блюдо вкушалось в определенное время Пасхального Седера и являлось живым напоминанием об истории Исхода. Например, горечь марора (хрена) символизирует горечь Египетского рабства, соленая вода – слезы, пролитые евреями в Египте, а вареное яйцо – грядущую новую жизнь.

В тот вечер ожидали восемнадцать гостей, так что вы легко можете себе представить размеры этого великолепного стола. Каждый сидел на заранее назначенном ему месте. Справа от меня располагался милейший старик - дедушка или саба с морщинистым, специфически еврейским лицом – исключительная личность, я влюбилась в него с первого взгляда. Ему было девяносто лет, родился он в Литве. Другие гости предупредили меня о том, что говорить с ним следует очень громко, отчетливо выговаривая каждое слово – потому что вот уже много лет как он практически ничего не слышит.

Моим соседом с левой стороны оказался младший сын главного раввина, но на него я практически не обращала внимания. Изредка встречаясь глазами, мы только улыбались друг другу: он прекрасно понимал, насколько я очарована его дедом. Я выяснила, что в течение долгих лет саба был в Литве раввином, но уйдя от дел, поселился в Южной Африке.

Во время Седера я случайно бросила взгляд в его сторону – не нужна ли старику помощь - и смутилась, обнаружив, что он пристально на меня смотрит. Сын раввина, а также все другие гости находили это крайне удивительным: ведь они привыкли, что обычно на этой стадии Седера дедушка уже мирно похрапывает в своем кресле. Очевидно, мое присутствие оказалось для старика настолько сильной встряской, что он изменил своим многолетним привычкам!

Саба потянулся ко мне и прошептал с ужасающим акцентом: «Ну, и когда твой жених собирается пройти гиюр?»

Его вопрос застал меня врасплох, и я воскликнула: «Что вы, саба, нет! Это я должна пройти гиюр, а не он!»

На что старик весьма недоверчиво ответил: «Не-е-ет! Ты – еврейка, ты и выглядишь, как еврейка, и разговариваешь, как еврейка. Должно быть, Бог что-то перепутал!»

Я повернулась к хозяину дома и произнесла с улыбкой: «Саба, скажите об этом главному раввину!» Бедняга сконфузился, а все остальные дружно рассмеялись.

Итак, процесс моего обращения продолжался. Однажды, когда я пришла в синагогу на утреннюю молитву, меня отчитали, причем в довольно резкой форме, за то, что я села на чужое место. Оказывается, в течение долгих лет места в синагоге были неофициально закреплены за определенными прихожанами (как правило, преклонного возраста), независимо от того, присутствуют они в данный момент или отсутствуют. И если кто-то из них вдруг появится в синагоге и застанет тебя сидящим на его месте, то ты получишь публичный выговор.

Однако вскоре мне удалось обнаружить «безопасный уголок» возле одной милой пожилой леди по имени Белла, которой было совершенно безразлично, кто где сидит. Мы стали с ней добрыми подругами, она называла меня своим ангелом, потому что я часто помогала ей найти нужное место в книге. Однажды, когда мы сидели рядом, Белла вдруг поразила меня самым неожиданным вопросом, который только возможно было вообразить. Глядя мне прямо в глаза, она громко спросила: «Элизабет, вы еврейка?» Я испуганно взглянула на раввина. Тот повернулся в нашу сторону, на лице у него было написано: «Леди, ну пожалуйста, вы можете соблюдать тишину?»

Я сидела ошеломленная этим вопросом, не зная, что отвечать. Но тут Белла, направив указательный палец мне в лицо, произнесла еще одну потрясшую меня фразу: «Я вижу в ваших глазах Иисуса. И не позволяйте этому раввину сбивать вас с толку! Потому что Он - есть Божий Сын, и вы прекрасно это знаете. Он – Сын Давида, Мессия!» И указав на раввина, она продолжила свою речь: «Они все думают, будто я сумасшедшая, но это не так. Нет, нет, нет, поверьте мне, это не так!»

Вы, конечно, понимаете, что после того как мы с Беллой обнаружили общность нашей веры, дружба между нами стала еще крепче. Мы задавались вопросом: сколько же еще людей тайно в «Него» верят?

Другой удивительный случай произошел со мной, когда я решила прослушать цикл лекций профессора Давидсона: «Иудаизм и секуляризм. Возможно ли их сочетание?» Профессор привел меня в восторг своим красноречием и ошеломил своей эрудицией. Все шло прекрасно вплоть до последней лекции, когда он вдруг заявил, что поскольку современная эпоха является эпохой свободы мысли и слова, то евреям, вероятно, следует подумать о том, чтобы дать своим детям свободу самостоятельно выбрать тот духовный путь, который им больше придется по вкусу. При этом профессор надеялся, что при хорошем воспитании и, если на то будет Божья воля, они, в конце концов, все-таки выберут иудаизм.

У меня волосы на голове встали дыбом, и вместе несколькими другими ортодоксами мы громко выразили свое несогласие. Профессор попросил нас «придержать коней» до конца лекции, когда настанет время для дискуссии. О, что это была за дискуссия!

У всех и каждого было собственное мнение, которое высказывалось с такой страстью и интенсивностью, что буквально слова некуда было вставить. И чем сильнее разгоралась дискуссия, тем теснее становилось сердцу в моей груди, а это был верный признак того, что еще немного - и я уже не смогу держать свой рот на замке.

«Помоги мне, Господи, я начинаю!» Воспользовавшись короткой паузой, я подняла руку. Сердце колотилось у меня прямо в горле, лицо пылало, я начала следующими словами: «Возможно, я могу это сказать лишь потому, что не родилась еврейкой!» Весь зал обернулся, чтобы посмотреть, кто это держит речь.

А я бесстрашно продолжала: «Как вы можете говорить о том, что нужно позволить вашим детям самостоятельно выбирать себе путь, в то время как Божье Слово велит вам учить ваших детей путям Господним, и тогда в будущем они не уклонятся от этих путей!»³

Подруга, которая была со мной на лекции, тоже не могла смолчать. Она вскочила с места и воскликнула: «Вы хотите изменить критерии Божьих законов, чтобы сделать их более удобными для этого мира и для себя лично! По каким стандартам вы, евреи, предполагаете жить: по тем, которые задал вам Бог, или по стандартам этого гнилого, испорченного мира?» Религиозная часть публики дружно встала со своих мест и устроила нам бурную овацию, остальные молча взирали на нас потрясенным взглядом.

В перерыве нас окружила толпа с поздравлениями и вопросами. Всем хотелось узнать, кто мы и откуда. И тут я заметила одну хрупкую пожилую леди, которая неистово жестикулируя, пыталась привлечь к себе мое внимание. Я подошла к ней, и она, закатав рукав, показала мне страшную татуировку времен Катастрофы. И прежде чем я успела произнести хоть слово, она сказала, что зовут ее Паула и что она приехала из Италии. Паула поведала мне историю, которая заставила меня плакать – но не от печали, как вы могли бы подумать, а от чуда реальности и верности нашего Бога.

Во время Второй мировой войны Паулу, так же, как и миллионы других евреев, схватили и отправили в концентрационный лагерь, где с людьми обращались хуже, чем с животными. В ее камере не хватало коек, и они с подругами спали по очереди – урывками. И вот однажды, как раз в то время, когда была ее очередь спать, Паулу вдруг разбудил непонятно откуда взявшийся яркий свет. Зная, что в камере нет освещения, она очень испугалась и села, силясь понять, что происходит. На другом конце койки, прямо перед ней сидел «человек» в светлых сияющих одеждах.

Рассказывая об этом, она проводила руками по своим морщинистым щекам, и ее глаза светились безмерной любовью. Паула произнесла: «У Него была борода, и я уверена, что вы знаете, Кто Он! Это был Йешуа, Мессия!»

Йешуа сказал ей, что после войны ей нужно будет побольше узнать о Нем от «истинных верующих». Он также сказал, что когда верующие из язычников и еврейский народ скажут вместе: «Благословен Грядущий во имя Господне!»⁴, Его Второе Пришествие будет уже не за горами. Встреча со мной и с моей подругой чрезвычайно взволновала Паулу, и она выразила надежду, что, может быть, Он успеет прийти еще во время ее жизни.

Я верю, что эти необыкновенные встречи были посланы мне Богом для того, чтобы ободрить меня и показать, что Божественные таинства открываются даже перед такими простыми людьми, как я, как эта милая старая Паула или Белла...

Я как раз думала обо всем этом, когда в моей квартире вдруг раздался телефонный звонок. Аарон! От радости у меня сердце едва не выскочило из груди, - сейчас я услышу голос моего возлюбленного! Но уже через минуту я уронила трубку и без сил опустилась в кресло, сраженная невероятным, убийственным известием: Аарон, мой Аарон женится... - но не на мне!