ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Едва лишь услышав голос Аарона, я сразу поняла, что произошло нечто ужасное. Запинаясь, он с великим трудом сумел произнести единственную фразу: «Лиз... Я-я-я... я должен принять решение... Лиз...» Решение? Что за решение? Почему он так взволнован? Ведь, казалось, ничто на свете не способно лишить его присутствия духа.

- Какое решение, Аарон? - нервно спросила я, не будучи вполне уверенной, что действительно хочу это знать.

- Я должен решить, возвращаться мне к моей жене или нет.

- К твоей жене? Но ведь вы же разведены.

- Да, конечно, мы разведены... но, понимаешь, все не так просто...

- Не понимаю, почему непросто? – растерянно спросила я.

И он начал свой рассказ. С тех пор, как меня выслали из Израиля, у его бывшей жены было достаточно времени (плюс давления со стороны семьи), чтобы понять, какую чудовищную ошибку она совершила, разведясь с Аароном. Теперь она хочет вернуть его назад. А когда дело касается судьбы детей, то согласно еврейским законам, все вопросы, связанные с восстановлением семьи, решаются без проволочек.

И вот несчастный Аарон разрывается между мной и своими малышами: ведь у него снова появилась возможность жить с ними вместе. Какая страшная дилемма!

Вот когда мне довелось узнать реальную цену настоящей любви! Однажды, за несколько месяцев до этого разговора у меня вдруг возникла мысль: а способна ли я любить Аарона бескорыстной, жертвенной любовью, не думая о себе и ничего не ожидая взамен? И вот пришло испытание! Я старалась поставить себя на его место и понять, через что он сейчас проходит.

Я оказалась перед мучительной проблемой. Меня учили, что настоящая любовь не ищет своего и радуется истине¹. Так чего же я могу желать кроме блага для своего любимого? Все мысли обо мне самой и о моей собственной потере тут же исчезли без следа.

Я вспомнила, как более двадцати лет назад разводились мои собственные родители, и как болело мое пятилетнее сердечко при мысли о том, что мой папа больше никогда не вернется домой. Меня снова захлестнули гнев, обида и желание причинить боль той женщине, которая стала причиной моих детских страданий. Перед моим мысленным взором предстал шестилетний сынишка Аарона, и я поняла, что ни за что на свете не встану у них на дороге и не лишу эту семью повторного шанса.

Возможно, я начала рассуждать, как Мать Тереза. Представляю, что вы можете обо мне подумать! Но в тот момент настоящая, жертвенная любовь, действительно, одержала победу в моем сердце. Да, это обошлось мне не дешево, но я сполна заплатила всю цену. Есть старинная житейская мудрость: «Если ты кого-то любишь, то не удерживай его, позволь ему уйти; и если он к тебе вернется, значит, он твой, а если нет – значит, он никогда твоим и не был». Сейчас это обернулось для меня правдой жизни. Когда я сообщила Аарону о принятом мною решении, он не мог поверить собственным ушам, и я никогда не узнаю, что он при этом испытывал: облегчение или боль.

Бог совершил в моем сердце чудо, дав мне силы отпустить от себя любовь всей моей жизни. Пускай Аарон возвращается к тем, кому он принадлежит. А я? Что будет со мной? Не знаю, пусть это решает Бог.

Наше прощание было исполнено таким глубоким взаимопониманием, таким искренним уважением друг к другу, что я - как это ни удивительно! - продолжала чувствовать себя любимой и высоко ценимой. Я прекрасно сознавала, что удостоившись счастья познать истинную любовь и получив от Бога силы отпустить своего нареченного жениха к супруге его юности, я одержала победу. Но не подумайте, будто она далась мне легко - о, нет! - я жестоко страдала.

К тому же очень скоро со всех сторон, как соль на мои свежие раны, посыпались ядовитые замечания: «А я же тебя предупреждала. Ты была для него всего лишь средством от несчастной любви». «Какой позор! Бедняжка Лиз, пережить такое унижение!» «Верно говорят люди: «С глаз долой – из сердца вон!»» «Какое заблуждение: думать, будто он, действительно, собирался на ней жениться!» «Бедная девочка! Такой удар может искалечить ее на всю жизнь!»

Эти пересуды ранили меня больнее, чем сама моя трагедия. В эти тяжелые дни мне на помощь пришла моя любимая сестра Шила, которая изо всех сил старалась меня утешить, защитить и поддержать, она даже стала раньше уходить с работы, чтобы проводить со мной побольше времени. Аарон для меня все равно, что умер, и я оплакивала свою утрату. Нет, я не жалела о принятом решении, я просто не могла справиться со своей болью.

В то время моя сестра работала в секретариате Пика Боты, тогдашнего министра иностранных дел Южной Африки. Однажды в офисе он случайно услышал, как Шила рассказывала своим сотрудницам историю моей трагической любви – объясняя, почему она перешла работать на неполную ставку. Проникшись ко мне сочувствием, министр спросил мою сестру, не соглашусь ли я следующим вечером приехать к нему в Ньюланд на званый обед.

Я ответила сестре, что водить компанию с верхушкой Южноафриканского общества – это последнее, что мне сейчас хочется делать. Однако при иных обстоятельствах я ни за что не отказалась бы от шанса заглянуть в осиное гнездо правого фланга нашей политики. В конце восьмидесятых годов (начиная с 1948 года) у власти в Южной Африке находилась правая фракция Национальной партии, которая довела безумную политику апартеида «до уровня высокого искусства». В политике я придерживалась левых взглядов и гордилась тем, что на последних выборах голосовала за демократов, выступавших против апартеида. Однако наши белые лидеры представляли в то время достаточно «живописную» компанию, и возможность провести вечер в их обществе, несомненно, выглядела интригующей.

Во всяком случае, так я воспринимала вещи до того момента, как потеряла Аарона. Но теперь единственное, о чем я могла думать, это был он и наша с ним любовь – и наряжаться на званый вечер у меня не было ни сил, ни желания. «А, кроме того, мне совершенно нечего надеть», - сказала я своей сестре, которая в этот момент молча и сосредоточенно прочесывала мой гардероб. В последнее время из-за всех этих переживаний я сильно похудела, и ни одно из моих платьев мне больше не годилось; я лежала на кровати в старых мешковатых брюках, смотрела в потолок и думала лишь о том, что для меня в этой жизни все кончено и ничего с этим не поделаешь.

«Ты можешь надеть что-то из моих вещей», - твердо произнесла Шила. После целого часа дебатов я поняла, что переубедить ее невозможно, и, в конце концов, обнаружила себя сидящей рядом с ней в ее элегантном спортивном автомобиле.

Вскоре мы уже двигались по обсаженной дубами улице к резиденции мистера Бота в районе Кейпдач. У входа нас приветствовали прекрасно вышколенные охранники. Они распахнули перед нами гигантских размеров ворота, и дальше дорога повела нас через роскошные сады, которые обилием своего цветения могли соперничать со знаменитыми финбос Западного Мыса, столь характерными для этой части света. Наконец мы остановились перед великолепным, ухоженным особняком, с виду похожим скорее на музей. В ту же минуту перед нами распахнулись дверцы автомобиля, и нас с безупречной учтивостью проводили наверх по изящной терракотовой лестнице. При этом милые приметы домашнего уюта - такие, например, как старинная вешалка или горластый пес, свидетельствовали о том, что это величественное здание является также и семейным очагом.

Господин министр обратился к нам своим хрипловатым голосом на языке африкаанс: «Добрый вечер, дорогие леди. Добро пожаловать, Элизабет, наконец, я могу лично с вами познакомиться. Раньше я знал вас только как художницу. Входите, входите! Видите? - вот ваша картина. Я повесил ее над рабочим столом в своем кабинете. Знаете, как я обрадовался, когда ваша сестра подарила мне этот пейзаж с рыбачьей лодкой? Надеюсь, она вам за него заплатила?» Невероятно, но в ответ на шутку мистера Бота, я вдруг весело рассмеялась. Как бы то ни было, но увидеть свою картину в доме у одного из самых влиятельных людей нашей страны мне все-таки было лестно!

Я не ожидала, что Пик Бота окажется таким сердечным и простым в общении человеком. Из кабинета он привел нас в столовую, наполненную дразнящими ароматами жареной оленины и цесарки, гордо заявив, что всю эту дичь он собственноручно подстрелил на охоте!

В столовой собралось немало людей, которых раньше мне доводилось видеть лишь на экране телевизора, и в их числе - министр обороны и министр финансов. Я старалась сделать все возможное, чтобы моей сестре не приходилось за меня краснеть. Она с самого начала предупредила меня, что это - Национальная Партия, а не мои «свободно-радикально-либеральные» приятели, собравшиеся «погудеть» на «классное» барбекю. Побеседовав с несколькими важными персонами и утомившись от необходимости взвешивать каждое слово и движение, я принялась помогать нашей милой хозяйке, ныне покойной миссис Бота убирать со стола.

У нее на кухне мне удалось, наконец, немного расслабиться, обменяться шутками с ее прислугой и вместе полакомиться остатками угощений. Не знаю, кем я была в тот вечер – королевой бала или Золушкой, но как бы то ни было, эти неожиданно яркие впечатления оказались целительными для моего разбитого сердца. И пока огни Ньюленда снова не оказались у нас за спиной, я практически не вспоминала о своем Прекрасном Принце.