ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Наконец пришло время представить Аарона моей семье. Я очень боялась этого момента: уж очень сильно мой жених отличался от всех обычных людей – будь то евреи или не евреи, не важно. Возможен ли «контакт» между такими разными мирами, как мир Аарона и моей южноафриканской семьи? Нам даже пищу не положено было принимать вместе – ведь мы с Аароном соблюдали кашрут, а они, естественно, - нет! К тому же атмосфера безликого зала отеля «Артурс Сит» вряд ли сможет способствовать дружескому общению.

Мы прибыли на пять минут позже назначенного времени, в основном из-за того, что я едва волочила ноги. Я находила тысяча и одну причину, чтобы не выходить из дому, пока Аарон не обнаружил, что я просто блефую и нарочно тяну время.

Наконец, мы добрались до отеля и вошли в зал, где нас ожидали моя мама, дядя Гар, бабушка Айрис, две мои сестры со своими отпрысками, да плюс еще несколько представителей более далекой родни. Расположившись за соседними столиками, они беседовали и пили кофе.

- Ах, смотрите, вот они! – воскликнула моя мама и замахала нам издали рукой, приглашая присоединиться к их компании.

Те родственники, которые достаточно давно меня не видели, пытались скрыть свое изумление: скромная юбка до пят, приличествующая еврейской девушке из ортодоксальной среды, представляла собой резкий контраст с моими излюбленными джинсами в обтяжку и эксцентричными блузами.

Дядя Гар встал и протянул Аарону руку:

- Рад снова приветствовать тебя, Аарон! Сколько лет мы не виделись?

- Года четыре, я думаю... Ну да, конечно, - мы встречались четыре года назад, когда вы вместе с мамой и бабушкой Элизабет гостили в Израиле. Что сказать, Гарри, многое изменилось с тех пор...

- Разумеется, многое изменилось. Не так ли, мама? – обратилась моя мать к бабушке Айрис.

- Что ты имеешь в виду, Раст?.. Ах, Аарон! Здравствуй, мой мальчик. Подумать только! Кто бы мог предположить, что мы встретимся с тобой при таких обстоятельствах!

Она засмеялась коротким язвительным смешком и принялась изучать Аарона гораздо более критическим взглядом, чем делала это прежде. Ведь теперь он был для нее не просто еврейским мальчиком, ему предстояло стать отцом ее будущих правнуков! – Не слишком ли характерный у него нос? Не слишком ли темные глаза?

Так продолжалось несколько минут. Наконец, прервав неловкое молчание, она театральным шепотом обратилась к моей маме: «У него мужественное лицо, Раст, и мне нравится его открытая улыбка!»

Из моей груди вырвался непроизвольный стон, но тем не менее, в глубине души я радовалась тому, что бабушка одобряет мой выбор.

- Ну, вот и славно, Айрис, позвольте теперь детям сесть за стол, – сказал дядя Гар, выдвигая для нас пару стульев.

Можете называть меня трусихой, но я была не в состоянии взять себя в руки и сесть рядом со своими родными. Пробормотав нечто невразумительное о срочной необходимости посетить туалет, я с максимальной скоростью, которую способна была развить, устремилась вон из зала, таща за собой свою сестру Мери, и оставив бедного Аарона один на один с моей семьей. «Ничего страшного, - успокаивала я себя, - ведь он уже встречался с моими родителями и бабушкой».

После того как мы провели в гостиничном туалете до неприличия много времени, Мери все же убедила меня вернуться в зал, опасаясь того, что могло нас там ожидать.

Зрелище, которое представилось моим глазам, на мгновение привело меня к мысли об иных мирах, вроде тех, которые показывают в телевизионных триллерах. Я увидела своего будущего супруга, который, держа на коленях мою маленькую племянницу Сару, оживленно беседовал с моим семейством. Все шутили и смеялись, обсуждая те невероятные обстоятельства, которые, в конце концов, свели нас вместе. И как я только могла подумать, будто мои родные способны подвести меня и оказать Аарону холодный прием! О, Господи, прости меня за это! О, как я Тебе благодарна!

- Ах, Лиз, мы уж было подумали, что ты заблудилась! – сказала мама. - Аарон как раз рассказывал нам о том, где вы будете жить в Израиле. Не так ли, Аарон?

- Да-да, – подтвердил он. – А еще я просил твоих родителей как можно скорее приехать к нам в гости.

Он вел себя так непринужденно, как будто был знаком с ними всю свою жизнь. Беседа продолжалась, Аарон отвечал на вопросы и одновременно с глубокомысленным видом кивал головой маленькой Саре, которая лепетала ему нечто невразумительное. Я с изумлением наблюдала эту картину.

Время от времени я задавала себе вопрос: о чем все-таки он сейчас думает, не сожалеет ли о принятом решении? Ведь наши семьи – такие разные, что называется, «вода и камень, лед и пламень»... Больше всего меня беспокоило, как отнесется Аарон к моему нежно любимому отчиму Гарри (да будет благословенна его память ). Внешне грубоватый австралиец, он на самом деле был добряк и сердечный малый. Я не знала, как воспримет Аарон те специфические слова и выражения, которыми дядя Гарри столь богато расцвечивал свою речь, и боялась, что они не сумеют поладить друг с другом. Действительно, временами по лицу Аарона пробегала тень смущения и неловкости, однако на каждую шутку старика он неизменно отвечал веселым смехом, и тот явно чувствовал себя на вершине блаженства.

Самый дружный и продолжительный хохот вызвали воспоминания дяди Гарри о том, как они с мамой впервые услыхали от меня об Аароне и о его «религиозности». Сначала это привело всех в замешательство, но поскольку каждый раз, рассказывая о нем, я буквально захлебывалась от восторга, то, в конце концов, дядя Гарри решил, что я повстречала самого Мессию. Обескураженный подобным предположением, Аарон в свою очередь отпарировал шуткой – ох, нет, уж он-то, точно, не Мессия!

Казалось, будто Аарон получает истинное удовольствие от общения с моим эксцентричным семейством, радуется каждой проведенной вместе минуте. Ну что за человек! И что за семья! Как я любила их: всех вместе и каждого в отдельности!

Эти напряженные, насыщенные до предела дни проносились с головокружительной быстротой, и вот наконец наступило утро того рокового четверга, когда нам предстояло явиться в дом главного раввина на последнюю встречу. Как уверял меня накануне сам раввин, бояться мне было совершенно нечего. По его мнению, я была более чем готова к завершающей стадии обращения, так что беспокоиться по этому поводу не следовало.

Но даже при всех эти условиях, стоило мне лишь подумать о том, как много сейчас поставлено на карту: и наша будущая жизнь с Аароном, и мое страстное желание стать, наконец, еврейкой, - как от одной этой мысли на меня волной накатывала тошнота. Но как только я вспоминала, что Аарон сейчас рядом со мной, «узел» в моих «кишкес» тот час же сам собой развязывался. Ну, разве может с нами теперь случиться что-то плохое?

На эту архи-важную встречу мы отправились вдвоем. Вместо трех раввинов, которых я ожидала увидеть, в доме присутствовало четыре. Но какое это имело значение? Мужчины обменялись теплыми рукопожатиями, все уселись за огромный стол – четыре раввина с одной стороны, мы с Аароном – с другой. В комнате царила благоприятная дружеская атмосфера, и это помогло мне быстро успокоиться.

Начался устный экзамен, который длился в течение получаса. Я с легкостью отвечала на вопросы, связанные с законами кашрута и еврейскими праздниками. Экзаменаторы одобрительно кивали головами, что вселяло в меня уверенность в собственных силах. Казалось, чем больше задавали мне вопросов, тем больше я получала от них удовольствия. Один раз, когда, по мнению Аарона, вопрос оказался для новичка неоправданно сложным, он вмешался, чтобы меня защитить. Но каково же было изумление моего будущего супруга, а также всех присутствующих, когда я обнаружила перед ними знание и этого предмета. Я чувствовала себя на гребне волны, и мне это очень нравилось!

Казалось, все необходимое было уже сказано и сделано, почтенные раввины выглядели довольными результатом экзамена, и речь зашла о микве – последнем для меня «порте захода». Аарон потянулся ко мне и с чувством огромного облегчения сжал мою руку. Его лицо светилось радостью. Да, мы прошли и через это – теперь все трудности остались позади!

И вот, когда все уже встали и принялись оживленно беседовать, нам вдруг велели вернуться на свои места. Огласил это распоряжение мой рабби-наставник, который выглядел необычайно бледным и растерянным. Он сказал, что совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, возник некий вопрос, который необходимо выяснить прежде, чем перейти к завершающей стадии моего обращения.

Я не ожидала серьезных осложнений, и потому не могла взять в толк, с чего это Аарон вдруг так резко переменился в лице. Что происходит? Он бросил на меня взгляд, полный такого безысходного отчаяния, какого я и вообразить у него не могла.

Да что же, в конце концов, происходит? Что могло потрясти его до такой степени? Вероятно, я чего-то не понимаю... Воцарилось оглушающее молчание, и вот, наконец, мой рабби произнес: «Элизабет, нет нужды говорить здесь о том, как я к тебе отношусь, и насколько за время нашего общения возросла моя любовь и уважение к тебе. А теперь, познакомившись с Аароном, я испытываю двойную гордость оттого, что скоро вы с ним станете неразделимым целым. Элизабет, возможно, я виноват в том, что упустил из виду столь существенный предмет и не спросил тебя об этом раньше... Ведь ты родилась и выросла в христианском доме, получила в детстве христианское воспитание. Поэтому, ответь: кем является для тебя Иисус? Только ли пророком, или ты все же считаешь Его Мессией? Каковы твои убеждения?»

Разрыв бомбы не произвел бы на меня большего впечатления. Я онемела от ужаса, и отказывалась верить в реальность происходящего. Аарон очертя голову кинулся мне на помощь. «Рабби, - решительно обратился он к главному раввину, указывая на многотомный свод религиозных законов в его книжном шкафу, - скажите, рабби, в каком разделе Галахи содержится указание на то, что прозелит в процессе обращения обязан высказывать свои мнения и суждения относительно Иисуса Христа? Разве недостаточно того, что она верит в Единого Бога Авраама, Исаака и Якова? И если она стремится жить, следуя традициям еврейского народа, то при чем здесь, вообще, Иисус?»

Раввины ответили ему вежливо и осторожно, что Аарон со своей стороны, разумеется, прав: действительно, подобных указаний в Законе нет, однако, следует заметить, что данный вопрос касается не его, а исключительно Элизабет. Я продолжала молчать, парализованная страхом и совершенно сбитая с толку этим роковым вопросом.

После того, как всем стало ясно, что ответа от меня им все равно не дождаться, между присутствующими разгорелась бурная дискуссия. Все, включая Аарона, громко и крайне возбужденно обменивались репликами. «Но это же колоссальная проблема! – восклицал один раввин. – Дело зашло слишком далеко! Что мы можем изменить на столь продвинутой стадии?» «Не понимаю, - удивлялся второй, - почему этот вопрос возник только сегодня, когда все уже готово для свадьбы? Неужели нельзя было это выяснить раньше?» Вскоре нас с Аароном попросили покинуть помещение, где раввины собирались провести экстренное совещание.

Бедный Аарон практически вынес меня в прихожую, изо всех сил стараясь успокоить. Было очевидным, что ход событий стремительно выходит из-под нашего контроля. Охваченный сильным душевным волнением, Аарон предложил мне сказать неправду – всего лишь один-единственный раз! Ведь, в конце концов, даже сам апостол Петр в Библии отрекся от Йешуа, и был прощен¹.

Я молчала, а он отчаянно пытался мне втолковать, что если я сейчас не сумею дать удовлетворительный ответ, то это - конец всему: мы никогда уже не сможем быть вместе – ты понимаешь? - никогда!

Неожиданно дверь кабинета отворилась, и нас пригласили войти. По-видимому, раввины пришли к какому-то решению. Трое из них явно находились в шоковом состоянии, а четвертый, мой наставник, обратился ко мне со словами: «Элизабет, пойми, ты не можешь быть одновременно и с Аароном и с Иисусом. Ты должна сделать выбор!»